Вампир в Академии магии, или поцелуй меня, любимый! 2
Шрифт:
Я стал ценить его еще больше.
С тех пор мы всё время путешествовали: перебирались с одного королевства в другое, встречая множество народностей и рас, и повсюду попадали в самые разные переделки и трудности. Но неизменным между нами было одно: мы крепко держались друг за друга несмотря ни на что. Мы часами разговаривали о жизни, сидя у костра или нежась в дорогих купальнях, и я все больше узнавал друга с разных сторон. Он оказался не таким уж бесшабашным и ветренным, как могло показаться на первый взгляд. На самом деле Родерик в совершенстве знал древние труды — как эльфийские, так и человеческие, и на большинство философских вопросов имел свое мнение.
И вот, сидя над обрывом одной теплой ветренной ночью, я спросил,
Родерик посмотрел на меня очень серьезным взглядом и ответил:
— Когда-то я считал это чушью, придуманной для глупых сентиментальных женщин. Мол, это только им нужно, чтобы их любимые обязательно возрождались когда-нибудь еще. Но сейчас… мое мнение изменилось. Возможно, перерождения действительно существуют. Но как повлиять на подобные процессы, я не представляю…
И почему-то в его голосе было столько невысказанной тоски, что я удивился.
— И что же стало причиной столь кардинальной перемены твоего мнения? — уточнил я с интересом.
Родерик посмотрел на меня немного странным взглядом, а потом печально усмехнулся.
— Наверное, я тоже… стал глупым и сентиментальным!
Это и был его ответ, и я вдруг понял, что имею к этому прямое отношение. Смутился.
— Ты знаешь, Баиль, — продолжил Родерик, уже не смотря на меня. — Однажды я читал труды одного древнего вампира. Не помню его имени, пусть будет Крип, но жил он несколько тысяч лет назад. Тогда наш мир еще был несколько иным. Вампиры жили обособленно и агрессивной расой не считались. Возможно, были еще слишком малочисленными и слабыми, а может, просто нравы были другие, но уже тогда этот лорд размышлял о перерождении и о том, что он хотел бы родиться вновь… У него был лучший друг, с которым он провел половину своей долгой жизни и многое пережил бок о бок с ним. Они были близки, как братья, и всегда стояли друг за друга горой. И вот однажды Крип записал такие слова: «Я прошел столько дорог, что их хватило бы не на одну жизнь. Я видел самых разных существ: начиная от вампиров, заканчивая людьми и орками, и нигде — подчеркну, абсолютно нигде не нашел женщину, которая оказалась бы одного со мной духа. Нет, я не говорю, что мне не встретились замечательные женщины. Я видел красивых, умных, даже мудрых, талантливых и совершенно уникальных. Я знакомился с родовитыми и простыми, но искал ту, с которой бы согревалась моя душа, а не только тело. Но таковой не нашел. И только друг мой, с которым я прошел тысячи битв и трудностей — он остается для меня светом, у огонька которого я хочу греться до сих пор. Он не создан для того, чтобы ублажать мое тело, но душа у нас на двоих одна! Именно поэтому я хочу, чтобы перерождение существовало. Я хочу встретиться с ним снова в еще одной жизни…»
Родерик закончил и снова повернулся ко мне.
У меня по коже пробежали мурашки.
— Ты знаешь, Баиль, — продолжил Родерик очень серьезно. — Я тогда не понял его, скептически ухмыльнулся с его слов. Подумал, что старик просто выжил из ума. Кто же променяет хорошенькую женщину на какого-то там друга? Но я был действительно глуп. Однако теперь я… понимаю его, — Родерик замолчал, вглядываясь в мои глаза. — С тобой я понял, что значит одна душа на двоих, Баиль. И ты знаешь, мне этого больше, чем достаточно. Я счастлив. Счастлив просто проводить с тобой жизнь, общаться у костра, смеяться над глупыми шутками — моими собственными, конечно — и путешествовать, куда глаза глядят. Я хотел бы, чтобы это никогда не заканчивалось…
Он замолчал, а я взволнованно выдохнул, чувствуя, как в груди что-то приятно сжимается.
— Я… рад, — пробормотал я, пытаясь скрыть смущение, вызванное его откровенностью. — Моя жизнь тоже обрела смысл, когда в ней появился ты. У себя на родине я был вещью, которую использовали для получения результатов в политике. Отец с самого детства заявлял, что я рожден только для того, чтобы укрепить его власть. Мать никогда не
Я замолчал, чувствуя горечь на языке от безрадостных реалий собственной жизни.
— Именно поездка в Луарию, несмотря на всю ее опасность, стала для меня глотком свежего воздуха, — продолжил я, поворачивая лицо к океану. Он по-прежнему бушевал, поднимая волны на высоту человеческого роста. — Да, мною снова хотели воспользоваться: эльфы для своей безопасности, а вампиры для своего удовольствия, но… я все равно чувствовал себя чуточку свободным. А потом ты… ты украл меня у них, оставив их без вожделенной добычи… ха-ха… — я замолчал, чувствуя, что меня начинает распирать от ярких эмоций, — ты дал мне глоток жизни, Родерик! Впервые кто-то обращался со мной не как с вещью, а как с личностью, у которой есть свое собственное мнение! Это… глубоко тронуло меня…
Я видел, как блестели глаза друга в темноте: он выглядел счастливым.
В ту ночь мы не сомкнули глаз — общались у костра до самого утра, и удовольствие от этого общения невозможно было измерить.
Возможно, мы интуитивно чувствовали, что скоро и этому счастью наступит конец…
Глава 41. Клятвы, слезы и боль…
…Я — Баиль — проснулся в гостиничном номере посреди ночи от чувства нависшей над собой опасности.
Вскочил на ноги мгновенно, едва открыв глаза. Магия в моем теле взметнулась, опоясывая меня угрожающим боевым свечением, и я настороженно уставился перед собой.
Когда же увидел того, кто потревожил мой покой, то почувствовал… подсознательный страх.
Отец! Пресветлый эльф — король Лиардорна! Тот, кому я обязан жизнью, но… тот, кто с легкостью отдал меня на растерзание врагам.
Отец выглядел блистательно: молодое лицо, вычурная одежда с золотой вышивкой, тиара на золотоволосой голове… Как будто он только что вынырнул из торжественного приема!
Его взгляд пренебрежительно переметнулся на кровать, с которой я только что вскочил. Тонкие губы искривились в гримасе отвращения. Я покосился туда и начал стремительно краснеть.
Да, Родерик спал рядом. Мы вчера с ним немного покутили, и я был дураком, что в очередной раз на это согласился. Наверное, тоска заела…
В итоге, мы завалились спать в одной комнате, и выглядело это сейчас… очень провокационно. Но доказывать отцу, что мы просто друзья, было бесполезно. Ему даже проще будет, если он будет считать меня мужеложцем: легче заглушить свою совесть и отдать меня вампирам без сожаления.
— Да, слухи не врут, — проговорил отец, снова возвращая холодный взгляд ко мне, — и мне стыдно, что ты мой сын… — несмотря на ожидание подобных слов, мне стало мучительно больно. — Я пришел сюда лично для того, чтобы в последний раз воззвать к твоему благоразумию, Баиль! Надеюсь, уж на меня ты не станешь натравлять своего вампира…
В его голосе чувствовалась издевка.
Я помрачнел еще сильнее. Отец знал, как изощренно доставить мне боль…
— Ты должен сдаться, Баиль, — продолжил эльфийский король, убирая руки за спину (его любимый жест, исполненный небывалого величия). — Если тебя не интересует собственный народ, если тебе абсолютно наплевать на свою семью, то придется мотивировать тебя благополучием твоего… — он снова скривился, — любовника!
А дальше пошли угрозы — реальные, подкреплённые доказательствами и невыдуманной опасностью. И я понял: Родерик действительно умрет. Умрет в страшных муках, среди пыток и унижения, если я… не вернусь в Луарию.