Вампир высшего класса

Набокова Юлия

Поразительно, насколько текст песни совпал с Сашкиной реальностью. Ведь с рассветом вампир Ирвинг покидал ее.

Вацлав покосился на меня, очевидно недоумевая по поводу моего музыкального выбора. Но мне было не до объяснений. Интересно, а какую музыку предпочитает он сам? Брутальный хард-рок? Депрессивный дум-метал? Меланхоличную готику? Жизнерадостный джаз? Чувственный блюз? Классику? Впрочем, что для меня классика, то для Вацлава музыка его молодости. Он, может, еще прижизненные концерты Бетховена застал.

По дороге я рассказала ему о своей вчерашней встрече с Жаном. Мне крепко влетело за самодеятельность, за легкомыслие, за то, что отправилась на пепелище без

него или Аристарха и не поставила никого в известность.

— А если бы на тебя там кто-нибудь напал? — негодовал Вацлав.

— Тогда это было бы его последнее нападение в этой жизни. Не будите во мне вампира — и не покусаны будете, — попыталась отшутиться я. — Так ты хочешь услышать, что я узнала?

Вацлав скрипнул зубами:

— Говори.

Выслушав меня до конца, он присвистнул.

— Говоришь, премьер-министр, нефтяная королева и олимпийская чемпионка? И ты хочешь сказать, что не узнала их в лицо?

— Уж извини, я политикой, бизнесом и спортом не интересуюсь, — смешалась я. — И вообще, слышал такую поговорку: много будешь знать, занудой прослывешь? Как думаешь, нам теперь будет легче их найти?

— Найти-то, может, и легче, — с озадаченным видом отозвался Вацлав. — А поговорить без ордера — вряд ли. Олимпийскую чемпионку еще можно попытаться прижать. А к премьер-министру и нефтяной магнатке так просто не подобраться.

— Что же делать? — с отчаянием спросила я.

— Ты уже сделала все возможное и невозможное, — строго отрезал он. — Теперь предоставь дело профессионалу.

Мы подъехали к новой высотке в районе Кутузовского проспекта.

— Идем? — Вацлав помог мне выйти из машины и повел к подъезду.

— Сколько здесь этажей? — Я подняла голову, пытаясь сосчитать этажи по горящим окнам.

— Тридцать четыре, — ответил Вацлав. — Мой — тридцатый.

Вестибюль, отделанный мрамором, выглядел по-королевски. Но я даже не стала рассматривать окружающую роскошь — мне не терпелось подняться в квартиру Вацлава.

Первое, что я увидела, войдя за порог, это огни Москвы из гостиной напротив. На мгновение мне почудилось, что мы попали не в жилище, а на крышу. Панорамное остекление окон от пола до потолка открывало совершенно фантастический вид на город. Казалось, я окунулась в сияние звезд, и сейчас в окно хлынет лунная дорожка и ляжет мне под ноги.

— Как красиво! — Я быстро скинула сапоги и пальто и подлетела к окнам. До перепланировки здесь была закругленная лоджия, и теперь из окон, не закрытых шторами, открывался фантастический вид. Спящий город. Желтая лента проспекта. Цепочки фонарей вдоль Москвы-реки. Гордый шпиль Московского университета. Звездное небо вокруг. Я и не знала, что в Москве бывают такие звезды. Получается, они светят только тем, кто живет на тридцатом этаже.

— Это, конечно, не Эмпайр-Стейт-Билдинг… — сказал Вацлав, подходя сзади и не включая света.

— Это еще лучше! — искренне ответила я, не в силах оторваться от стекла, и тихо добавила: — Ведь мы здесь одни.

— Я выбрал ее только из-за этого вида, — признался Вацлав. — Приехал смотреть в сумерках и сразу понял, что это мое.

Он медленно заправил прядь волос мне за ухо. А затем его губы скользнули по моей шее, и мне показалось, что звезды сорвались с небосклона и пролились на землю ослепительным дождем.

— Сегодня День всех влюбленных, — прерывисто пробормотал он. — Прости, я не приготовил тебе валентинку.

Я, не сдержавшись, фыркнула. Вацлав и валентинки — нечто совершенно не укладывающееся в моей голове. Перед тем как сегодня отправиться в гости к родителям, я забежала в книжный магазин через дорогу от дома и

пересмотрела кучу романтических открыток. Выбрать одну из них для Глеба не составило бы труда — ему бы подошла и шутливая валентинка «Давай с тобой займемся ЭТИМ — Валентинов день отметим», и непритязательный стишок «Мы друг другу идеально подошли — счастье на двоих одно нашли», и трогательное прозаическое признание «Когда мы вместе — каждый день становится для нас Днем влюблённых!». Но ни одна из открыток не могла выразить то, что я испытываю к Вацлаву. И все слова казались глупыми, когда я представляла, что их будет читать он. Мы никогда не говорили о наших чувствах, и слово «люблю» еще ни разу не прозвучало между страстными поцелуями или после пробуждения в одной постели. Хотя я не раз вспоминала слова Эвелины о том, что Вацлав любит меня еще сильнее, чем ее когда-то. Но что призрак может знать о том, что творится сейчас на душе у Гончего? Я ждала признания самого Вацлава и надеялась, что хотя бы сегодня он скажет то, что я мечтаю услышать. А пока я сказала в ответ:

— Я тоже, так что мы квиты.

— Но я хотел бы исправиться, — пробормотал Вацлав, разворачивая меня лицом к себе, — и написать ее губами.

От продолжительного поцелуя у меня голова пошла кругом. Такой искренний и пылкий поцелуй стоит миллиона валентинок! И пусть главные слова не прозвучали, «люблю» — это в первую очередь не слово, а отношение и состояние души. Не обязательно говорить, важно чувствовать.

— Ты обещал показать квартиру, — слабо прошептала я.

— Конечно. — Его руки скользнули по моим плечам, приспуская с них платье. — Предлагаю начать со спальни. У меня там для тебя подарок.

Я вспомнила о своем подарке, оставшемся в сумке. Шарф от Burberry я собиралась вручить Вацлаву с пожеланием, чтобы он всегда согревал и обнимал его шею, когда меня не будет рядом. Но решила, что можно сделать это и потом. Не хотелось разрушать то волшебство, которое искрило между нами.

— Только не зажигай света, — шепнула я, когда Вацлав подхватил меня на руки. — Достаточно одних звезд.

Первое, что я увидела на следующий день, проснувшись, — это рама формата А4, висевшая на стене напротив кровати. Спросонья, в темноте спальни, которую создавали светонепроницаемые шторы на окнах, я никак не могла различить, что на ней изображено. Я осторожно пошарила рукой в поисках выключателя или ночника и в следующий миг угодила в объятия Вацлава.

— Проснулась?

Я не знала, что ответить. Если в его спальне висит портрет Эвелины или фотография той женщины, которой он приготовил подарок на Новый год, я просто умру.

— Что-то не так? — Его губы оторвались от моих, в темноте тревожно сверкнули глаза.

— Включи свет. — Слова дались мне с трудом. — Пожалуйста.

— Пожалуйста.

На потолке вспыхнуло созвездие встроенных светильников, складывающихся в ковш Большой Медведицы. И я на миг залюбовалась этими искусственными звездами, а потом опустила глаза и увидела фотографию, на которой целовались двое. Вацлав, ослепительно привлекательный, в торжественном черном смокинге, держал в объятиях хрупкую темноволосую девушку в светлом, почти белом платье, похожем на свадебное. Казалось, что они парят в воздухе: за их спиной плыло звездное небо, под ногами рассыпались огни большого города. Парочка выглядела настолько увлеченной друг другом, настолько влюбленной и настолько счастливой, что мое сердце пропустило удар от жгучей ревности к неизвестной сопернице. А потом заколотилось, как набирающий скорость поезд-экспресс. Я узнала в девушке себя, а в огнях города — панораму Нью-Йорка.