Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови
Шрифт:
— Чепуха! — возразил я. — Иногда бывают странные совпадения, а люди видят в них некую тайну. Мы с тобой уедем отсюда, попутешествуем. Когда ты вернешься, то сам будешь смеяться над прежними страхами. Эти все — следствие твоего нервного перевозбуждения. А возможная причина смерти твоих родственников — наследственное заболевание. Знал бы ты, в скольких семьях их члены уходили один за другим.
— Джек, в нашем роду не было никаких наследственных заболеваний. Это я проверял, и очень тщательно. А что до твоего предложения уехать… не могу. Пойми меня: я сам ненавижу это место, но я не в состоянии его покинуть. У меня какая-то странная привязанность к нему, возможно, болезненная, но она меня не отпускает. Если хочешь оказать мне настоящую
Я сказал, что изо всех сил постараюсь ему помочь. На самом же деле я изо всех сил старался скрыть улыбку. Страхи Джека казались мне совершенно беспочвенными. Мы еще несколько часов говорили о разных пустяках, после чего я сказал, что не прочь отправиться спать, ибо и впрямь устал от поездки по железной дороге и десятимильного пешего похода. Ремсон провел меня в мою комнату и, устроив со всеми возможными удобствами, пожелал спокойной ночи.
Когда он повернулся, чтобы покинуть комнату, дрожащее пламя лампы осветило его шею, и я заметил на коже две маленькие ранки. Я спросил его, откуда они. Джек ответил, что, должно быть, сковырнул прыщик, и добавил: раньше у него их не было. Еще раз пожелав мне приятного сна, он ушел.
Я разделся и повалился на кровать. Всю ночь меня преследовало ощущение удушья. Мне снилось, что у меня на груди лежит громадный камень, который мне никак не сдвинуть. Проснувшись утром, я ощутил во всем теле противную слабость, так что с трудом встал и стащил с себя пижаму.
Сворачивая пижамную куртку, я заметил на воротнике тонкую полоску крови. А ощупав шею, замер от страха. Прикосновение было болезненным; бросившись к зеркалу, я увидел две кровоточащие точки. Две точки на моейшее, откуда сочилась моякровь! А ведь совсем недавно я посмеивался над страхами Ремсона. Теперь мне было не до смеха. Я понимал, что во сне подвергся нападению какой-то твари.
Я оделся с поспешностью, какую позволяло мое состояние, и сбежал вниз, рассчитывая найти друга в гостиной. Его там не было. Я заглянул в соседние комнаты. Никаких признаков. Всему этому было лишь одно объяснение: Ремсон еще не вставал. Часы показывали девять, и я решил его разбудить.
Я не знал, где именно спит Ремсон, и стал открывать двери всех комнат подряд. Везде царил беспорядок, а толстый слой пыли на мебели доказывал, что сюда давно никто не заходил.
Своего друга я обнаружил на третьем этаже, в комнате окнами на север. Ремсон лежал, разметавшись во сне. Я наклонился, чтобы его разбудить, и тут заметил на покрывале две капельки крови и едва подавил в себе желание заорать во все горло. Вместо этого я стал довольно бесцеремонно трясти Ремсона. Его голова запрокинулась набок, и место укуса на шее проступило со всей своей дьявольской наглядностью. Ранки были совсем свежими и крупнее, нежели вчерашние точки. Я тряс друга со всей силой, какая у меня оставалась. Наконец Ремсон открыл глаза и тупо огляделся по сторонам. Увидев меня, он сказал:
— Джек, это существо снова побывало здесь. Мне больше не выдержать. Да заберет Господь мою душу к себе, когда это случится.
В его голосе звучали боль и покорность судьбе. Произнеся эти слова, обессиленный Ремсон опять закрыл глаза. Я оставил его лежать и спустился вниз, чтобы приготовить себе завтрак. Мне представлялось неуместным разрушать его веру в меня и говорить, что я тоже пострадал от неведомого мучителя.
Прогулка не подсказала никаких решений, зато несколько успокоила мысли. В усадьбу я вернулся около полудня. К этому времени Ремсон уже встал. Вместе мы приготовили великолепное угощение. Я проголодался и ел с аппетитом, однако за Ремсоном мне было не угнаться: когда я насытился, он все продолжал и продолжал есть. У меня даже возникла тревога, как бы он не лопнул от такого количества пищи.
После
Мы неспешно двигались по большому залу, и в дальнем его конце мое внимание привлек старый портрет какого-то джентльмена. В свое время он наверняка считался франтом и щеголем: длинные волосы, которые так любили художники старой школы, ниспадали на плечи, усы и бородка клинышком были тщательно подстрижены. Ремсон заметил мой интерес.
— Меня не удивляет, что тебя привлек этот портрет. Мне он тоже очень нравится. Иногда я просиживаю здесь часами, разглядывая выражение на лице этого человека. Знаешь, Джек, порою мне кажется, что он пытается о чем-то рассказать. Конечно же, это полный вздор… Погоди, я же тебе не представил изображенного. Это и есть мой дед. В свое время его считали красавцем. Мог бы и сейчас жить, если бы не та чертова летучая мышь. Возможно, здесь тоже есть летучие мыши, и одна из них сосет мою кровь. Как ты думаешь?
— Ремсон, у меня недостаточно фактов, чтобы высказывать свое мнение. Если только я не сильно заблуждаюсь, в поисках объяснений мы должны копать глубже. Возможно, сегодня вечером у нас появятся факты. Ты отправишься спать, как обычно, а я займусь пристальным наблюдением. Мы либо разгадаем эту загадку, либо погибнем.
Ремсон молча протянул мне руку. Я крепко стиснул ее. В глазах друг друга мы прочли полное понимание. Желая переменить тему разговора, я спросил его о слугах.
— Я без конца пытаюсь нанять постоянных слуг. Но где-то на третий день их поведение становится странным, а потом они и вовсе исчезают.
Вечером я проводил друга до его спальни и дождался, пока он разденется и ляжет. Приглядевшись к стеклам в оконной раме, я заметил, что все они с трещинами, а в одной ячейке стекла и вовсе не было. Я предложил заколотить дыру, но Ремсон отказался, сославшись на приверженность к свежему ночному воздуху. Я не стал упорствовать и ушел.
Расположившись в гостиной, у камина, я час или два провел за книгой. Внешне уютная, обстановка тем не менее не располагала к безмятежному чтению. Каждый новый звук заставлял мой разум отвлекаться от страницы, а по спине пробегал холодок. Поднялся ветер. Он свистел или, правильнее сказать, странно завывал в ветвях деревьев. Скрип ломаных ставень лишь добавлял жути. Где-то вдалеке слышалось уханье многочисленных сов, крики других ночных птиц и иных существ животного мира, для которых наступило время бодрствования.
Отложив книгу, я решил проведать Ремсона. Пока я поднимался, пламя свечи отбрасывало довольно зловещие тени на стены и потолок. Не скажу, что эта затея мне нравилась. Не раз и не два я был вынужден призывать все свое мужество, однако здесь требовалось не только мужество.
Возле закрытой двери хозяина я потушил свечу и, стараясь не производить шума, опустился на колени и заглянул в замочную скважину. Обзор был достаточным, чтобы увидеть кровать и два окна. Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и тогда возле одного из окон я заметил слабое красноватое свечение. Казалось, оно шло из ниоткуда. На фоне освещенного пятна плясали и кружились сотни мельчайших пылинок. Пока я наблюдал за их причудливым танцем, мне показалось, что из пылинок составились очертания человеческого лица. Насколько я мог судить, мужского. Об этом же свидетельствовала и прическа. Затем таинственное свечение исчезло.
Ночь была прохладной, но от напряжения я взмок насквозь. Некоторое время я мешкал, не зная, что предпринять: войти ли в спальню Ремсона или остаться в коридоре, продолжая наблюдения через замочную скважину. Второй вариант показался мне более удачным, и я вновь приник глазом к отверстию в двери.
В освещенном пространстве что-то двигалось. Из-за слабого света мне не сразу удалось разглядеть очертания и форму движущегося предмета. Однако вскоре я увидел его, и достаточно отчетливо. То была голова человека.