Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов
Шрифт:
– Были кое-какие дела, - туманно объяснил Лайонел и вновь задал вопрос: - Зачем ты меня разыскал?
– И после паузы, напряженно уточнил: - С ней все в порядке?
– В порядке?
– переспросил волк.
– Шутишь, да?
Молодой человек раздраженно сжал губы, а его спутник нехотя ответил:
– Не хочет никого видеть, ни с кем не разговаривает, сидит дни наполет в своей комнате и смотрит в стену. Ты доволен?
Лайонел чертыхнулся и раздраженно уставился на оборотня.
– А мой брат чем занимается? Он уделяет ей внимание?
– С таким же
– А от меня ты что хочешь?
– разлился молодой человек.
– Или ты все никак не поймешь, что тут я абсолютно бессилен!
– Бессильны только трусы!
– спокойно сказал Йоро.
Лайонел посмотрел на него как на сумасшедшего и нахмурился.
– Ты предлагаешь мне… - Он осекся и огляделся по сторонам.
– Ты хоть представляешь, как важен их союз для всех вампиров мира?
– А кто-нибудь вообще спросил у вампиров, хотят ли они этого самого Искупления? Что скажут они, узнай вдруг, что их вечность может закончиться со дня на день?
– Неважно, кто чего хочет, - отчеканил Лайонел.
– Все покорятся воли Создателя и старейшин.
– Но тебе не нравится покоряться!
– отметил Йоро.
– А ты решил поиграть в дьявола-искусителя?
– А ты в мученика?
– парировал оборотень.
Они двигались в длинном потоке Невского проспекта, и люди обходили их стороной и оборачивались вслед, провожая глазами. Странную картину являла собой эта парочка - высокий златовласый молодой человек в черном и огромный волк, без ошейника и намордника.
– Я не понимаю цели нашей беседы, - наконец заключил Лайонел.
– Нет никакой цели, не воображай! Цели - они не для тех, кто бежит с корабля вслед за крысами. Где цели, там сражения и либо победа, либо поражение. А крысы не сражаются, они бегут-бегут, не живут, а выживают. Так что, мы просто болтаем, как старые приятели, бесцельно!
– Господи, если бы в тот день, когда поймал тебя в Сенегале, я знал, что ты собираешься заменить мне обоих родителей и проповедника одновременно, то бежал бы от тебя с Африки до Петербурга не останавливаясь.
– Белоснежные зубы сверкнули в улыбке.
– С крысой меня еще никто не сравнивал, благодарю. Долго готовил речь? Или у тебя врожденный дар оратора-импровизатора?
Оборотень посмотрел на него пронизывающим взглядом теплых карих глаз.
– Глядя вслед уходящей любви, труднее всего в отчаянии не поселить в своем сердце ненависть.
– И как я об этом не подумал, - продолжал глумиться Лайонел.
Тем временем они добрались до Зеленого моста через Мойку и пошли по набережной канала. Когда же миновали Дворцовую площадь, залитую солнцем и пестреющую туристами, Лайонел тяжело вздохнул и неожиданно спросил:
– Ты собрал картину-пазл, которую я оставил?
– Мы с Кирой собрали, но Катя… - Он запнулся.
– Она сожгла ее по возращении домой.
Молодой человек коротко кивнул.
– Что на ней было изображено?
– Разве ты не знаешь?
– изумился оборотень.
– Конечно, нет! Купил ее
– Лайонел криво усмехнулся.
– Я ходил к ней перед Тартарусом, у нее очень сильный дар предвидения.
– О чем ты ее спросил?
– Попросил показать мне силу моей любви.
Йоро оскалился.
– Ну что ж, предсказательница показала. Твоя любовь нарисована в объятиях Вильяма. И судя по выражению лиц, оба счастливы!
– Оборотень остановился. Справа от них была Исаакиевская площадь с конным памятником Николаю I и собором, слева Синий мост.
Лайонелу тоже пришлось остановиться. Он догадывался, что их прогулка подошла к концу, но даже не мог себе признаться, какое удовольствие для него было увидеть Йоро. Несмотря на все его слова, молодой человек знал - он не безразличен этому оборотню, и тот искреннее хочет помочь. Вот только помочь ему сейчас не мог никто, пожалуй, даже сам Господь Бог.
– Надеюсь, ты найдешь в конце концов счастье и уже не отпустишь его по-глупому, - с горечью произнес волк.
Лайонел пожал плечами.
– Для меня счастье представляется отныне в виде небесного моста, который опустится для нас в День Искупления. Знаешь, более чем за четыреста лет я чертовски устал.
Йоро ничего не возразил, попрощался и побежал в обратную сторону.
А Лайонел продолжил свой путь вдоль Мойки. Зимой по этой самой дороге он скакал на лошади вместе с Катей. Близость ее теплого тела волновала его, сладкий запах крови дразнил, но вся она - от макушки до пят, вызывала в нем раздражение и злость. Уже тогда - запретная для него девушка, возлюбленная брата, она каким-то невообразимым образом заставила его думать о себе, яростно желать себя.
Он вспомнил несколько ничтожных дней, проведенных вместе с ней. Вспомнил, как обремененный новостью о послании из Тартаруса избегал девушку, даже когда она обивала порог его кабинета, ходила по пятам, заглядывая в глаза, просила побыть с ней. Тогда он еще верил: вечность для них, и они еще успеют надоесть друг другу. А теперь бесконечно жалел, что хотя бы не попытался пресытиться этой невообразимой девчонкой. Сейчас бы он смог проще переключиться на что-то другое, может, и забыть…
Лайонел перешел дорогу и, оказавшись на другой стороне Поцелуева моста, медленно обернулся. Взгляд его ледяных глаз скользнул по перилам туда, обратно и, не обнаружив замка в виде блестящего сердца, - застыл.
От мысли, вдруг пришедшей в голову, молодой человек резко отвернулся и быстро зашагал вдоль каменных парапетов, точно за ним гнались.
В каком- то смысле так и было. Он убегал от самого себя -от эгоиста, который привык получать все по первому же требованию. И для того не существовало сейчас ничего более желанного, чем девушка с огненными волосами - та единственная в этом мире, которая была недоступна ему.
Запрет - это то, перед чем он никогда не мог устоять. Гонимый страхом поддаться искушению, Лайонел покинул город и вернулся в Мраморный дворец, конфискованный у Павла Холодного, ныне пребывающего в тюрьме по обвинению в заговоре.