Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых маков.
Шрифт:
Вот и Георгий, стоявший чуть поодаль, кидал на девушку осторожные взгляды. Ему было хуже всех остальных ее поклонников, поскольку он мог читать ее мысли. А о ком она думала, ни для кого в саду не являлось секретом. Мужчины окрестили Нориша рогоносцем, а женщины называли Анжелику бессовестной и жалели Моргана, который вовсе перестал появляться на светских раутах. Никто не знал, как он реагирует на происходящее, в газетах писали то «Пара распалась», то «Пара вместе». Пока отношения первой красавицы и знаменитого скульптора оставались темой дня. Правду знали разве
В саду стало тихо, Вильям поднял голову и увидел, как из ворот вышел брат с Катей под руку. На лицах обоих блуждали едва заметные одинаковые улыбки, точно скрывающие какую-то общую тайну. Выглядели оба такими счастливыми, что если у кого-то в саду оставались сомнения относительно их примирения, те в миг развеялись.
— Он еще побольше для нее кольца не мог найти! — неприлично громко фыркнула Анжелика и, когда Вильям покосился на нее, передернула плечами, ядовито пояснив: — Так, чтоб из космоса тоже было видно!
Скрыть под насмешкой истинные чувства не удалось, голос задрожал и выдал их.
Молодой человек качнул головой, тихо пояснив:
— Семейная реликвия, кольцо нашей матери. — И, не оставляя маневров для иллюзий, жестко резюмировал: — Она хотела, чтобы Лайонел подарил его только той самой — своей единственной.
— Очень трогательно, — закатила Анжелика глаза и, нагнувшись, раздраженно почесала ногтями за рогом у чертенка. Но тот, кажется, даже не заметил, взгляд огромных зеркальных глаз был приклеен к голубому камню в виде сердца на пальце Кати, а копытца даже задрожали от волнения и восторга.
Наконец, обретя дар речи, он воскликнул: «Какое необыкновенное!»
Пока Лайонел со своей счастливой пассией — обладательницей необыкновенного кольца приветствовал гостей, Анжелика из ревности пыталась привлечь внимание чертенка. И ей это удалось, когда сняла с руки браслет и повестила на рог Олило.
Тот радостно схватил презент, натянул на копытце до локтя и, усевшись перед девушкой, нежно обвил конечностями ее ногу.
— Забавный, — обронила Анжелика.
Вильям наблюдал, как к ним приближается Лайонел, останавливаясь на каждом шагу, и гадал, вспомнит ли тот о разговоре, который они так и не начали.
— Олило, — воскликнула Катя, заметив своего чертенка.
Тот испуганно бросил браслет, подбежал к ней и запрыгал рядом с поднятыми копытцами, точно ребенок, умоляя взять его на ручки.
Девушка посмотрела на Лайонела, точно спрашивая позволения, но тот отрицательно покачал головой и безапелляционно изрек:
— Потакая желаниям мелких чертей, ты приоткрываешь дверь перед самим дьяволом.
Катя вздохнула и, опустив глаза на малыша, шепнула:
— Рада тебя видеть. Я беспокоилась…
«Ну а я еще больше рад! Так сильно, что и не рассказать», — заверил Олило.
Вильям видел, брат с трудом сдерживается, чтобы не отшвырнуть ногой чертенка, глаза его стали холоднее, а скулы напряглись.
Анжелика нагнулась за браслетом, продемонстрировав Лайонелу
— Морган где-то здесь?
— Нет, — разочарованно ответила первая красавица, — он извиняется перед вами за свое отсутствие.
— Жаль, — коротко обронил Лайонел, кивнул Георгию и уже хотел двинуться дальше, когда его взгляд остановился на Вильяме, затем переместился на скульптуру плачущего ребенка и обратно.
Решение Лайонел принял за какую-то долю секунды и жестом пригласил брата следовать за собой, а Кате сказал:
— У Джонсона будет разрыв сердца, если ты не поболтаешь с ним немного.
Девушка улыбнулась и, поманив за собой чертенка, устремилась к бассейну, где стояли Бриан с Анчиком.
Анжелика осталась на месте, с приклеенной к лицу очаровательной улыбкой и немой грустью в черных, бездонных, точно пропасть, глазах.
Вильям шел рядом с Лайонелом по мраморной дорожке, боясь нарушить молчание. Слова сейчас могли либо все окончательно разрушить, уничтожить последнюю надежду, либо исправить, подарив новую.
Брат остановился в сквозной мраморной беседке и выжидающе приподнял одну бровь, тем самым предлагая начинать нелегкий разговор.
— Ты, наверно, знаешь, что я хочу сказать, — нерешительно произнес Вильям.
Лайонел привалился к колонне.
— Честно? Нет, я не знаю, о чем мне может сказать тот, кого три месяца назад я попытался убить. Я всегда полагал, покушение на жизнь, это — если не повод для обиды, то хотя бы возможность раз и навсегда поставить точку.
— Я хотел сказать, что понимаю твой поступок.
— Да ну! — картинно изумился брат. — Боюсь, ты заблуждаешься. Если бы ты действительно понял, никогда бы не воспринял его как приглашение поговорить по душам. Я дал тебе то, чего ты долгие годы искал — причину, по который ты можешь не разговаривать со мной до конца своих дней. Чего еще, Вильям?
— А если я вовсе этого не хочу?
Лайонел смерил его безразличным взглядом.
— Мы не станем выяснять, чего ты хочешь. У нас было несколько долгих столетий разобраться в этом. Но разные увлечения, разные вкусы, разные желания, разные мы — и мне давно следовало тебя отпустить. Верно говорит та девчонка — внучка Венедикта — судьбу не изменить и по-дружески не уговорить. Огромной самонадеянностью с моей стороны было думать, что если мы не поняли друг друга в той жизни, в этой будет иначе.
— Ты-то меня всегда понимал, Лайонел, я не осознавал этого, но теперь… — Вильям запнулся, — теперь все по-другому.
Брат усмехнулся.
— В тебе ничего не изменилось, ты просто слишком восприимчив к переменам. Земля чуть покачнулась, перевернула твои ценности и убеждения, но как только вибрация после маленького землетрясения пройдет, они встанут на место. Здравствуй, нимб, где мои крылья?!
— Все не так, — возразил Вильям. — Я не ценил твоего отношения, потому что с самого моего рождения ты всегда был рядом, готовый в любой момент подать мне руку, если я соберусь оступиться.