Вампиры замка Карди
Шрифт:
– О, Боже, - вздохнул англичанин и дрожащими пальцами расстегнул замочек.
– Дневник записан на старом румынском. Вы не знаете румынского? Ну, не страшно. Я сделал перевод. Вот он, - Карди старший раскрыл вторую тетрадь и прочел:
– Дневник путешественника Раду, графа Карди, начатый в апреле 1825 года...
Когда Карди-старший закончил читать, воцарилось молчание, прерываемое лишь тиканьем часов и шелестом крыльев ночных насекомых, привлеченных светом ночника. Когда наступила ночь? Гарри не заметил... И англичанин смотрел на ночник с таким удивлением, словно подозревал его сверхъестественное происхождение. Но Гарри-то помнил.
– Он был сумасшедший!
– решительно заявил Гарри, и слова его взорвали тишину.
– Просто больной человек. С богатым воображением. И главное - он же верил в вампиров! И... Он верил, что стал вампиром!
– Да. И еще он выкопал из земли свой гроб, привез его на родину, в замок Карди, и сам приехал в качестве "слуги-сопровождающего". Его старший сын к тому времени умер, умерла и невестка. Внучка Мария, так и оставшаяся - единственной, вышла замуж за австрийского офицера Фридриха Драгенкопфа. У нее росли дети: его правнуки - Карло и Люсия. Но, видимо, Раду Карди к тому времени уже совершенно утратил все человеческое... Он убил свою внучку, Марию. И свою правнучку, Люсию. И это - помимо множества других жертв... По округе прошла настоящая волна смертей! Правда, вампиром, из всех убитых графом, стала почему-то только Мария. Позже к ней присоединилась итальянка Рита - между прочим, невеста его внука Карло, лишь чудом спасшегося!
– Очень забавная история, отец, но я не верю...
– начал было Гарри.
Но его перебил тихий, скучающий голос лорда Годальминга.
– А вам и не нужно верить в это, молодой человек. Верьте в то, во что вам проще верить. Ну, например, в то, что замок ваших предков нацисты хотят использовать в качестве помещения для изготовления оружия, которое они потом против нас же и направят! Прежде всего - против моих соотечественников, но позже может придти и ваше время, ведь Америка и Англия - союзники... В это вы верите?
– Верю. И мне очень больно это слышать. Но все же, мне кажется, что вы с отцом верите в то, что...
– Это наше дело, Гарри, во что мы верим!
– оборвал его теперь уже отец.
– Давайте закончим этот бессмысленный спор. У лорда Годальминга очень мало времени. Мы должны изучить карты. Я, конечно, отдам вам копии. И даже оригиналы, если хотите. Но лучше, если первый раз вы их изучите в сопровождении моих комментариев. Я все-таки там был и хорошо помню... Пусть это будет вкладом семьи Карди в наше общее великое дело!
– Вклад уже был, - прошептал Гарри.
– Да. Гибель Натаниэля. И твое ранение. Но это - ваш вклад. Пусть будет и мой... Взгляните, лорд Годальминг, вот этими крестиками на всех картах помечена часовня, где... Ну, вы понимаете?
– Да. Понимаю.
Три головы склонились над картами.
Чуть позже заглянула Кристэлл и предложила поздний ужин.
Но все трое мужчин отказались. Им было сейчас не до еды...
Этой ночью Гарри не напился.
И на кладбище не ходил.
Часть третья.
Кровавая охота.
Глава XIV. Покойники в подземелье.
Присутствие в замке темной, неведомой силы чувствовали все, но никто еще не видел ее воочию, поэтому по возвращении в казарму, Уве пришлось пересказать еще раз то, что он рассказывал доктору Гисслеру, и даже немного более того.
Окруженный
– Она была красива... Черные волосы, белая кожа, губы яркие, пухленькие, и зубки... хорошие такие зубки, остренькие... А фигурка просто блеск! И одето на ней что-то такое воздушное, полупрозрачное, развевающееся... Все видно... сиськи... задница... И похоже этой твари нравилось, что все у нее видно.
Уве говорил громко, очень надеясь на то, что его слышат. Еще не стемнело, еще и закат не догорел, но Нечто - оно теперь не боялось бродить по замку даже днем - могло быть здесь. Нечто должно было понять, что Оно не напугало Петера Уве, что Петер Уве смеется над Ним, откровенно и нагло издевается, и если Оно решило, что тот теперь от страха не сможет заснуть Оно ошибается!
Страху нельзя отдаваться, даже на время, даже чуть-чуть, если только подпустишь его к сокровенной и нежной глубине, он вцепится когтями и не отпустит, он поведет за собой, потащит, и уже не вырваться тогда... Будешь сидеть белый как полотно, как сидит сейчас на своей койке Вильфред Бекер, будешь как он шарахаться от каждой тени, и ворочаться без сна все ночи напролет, умрешь еще до того, как тебя убьют, пойдешь к смерти уже готовенький, уже давно настроенный на то, чтобы умереть.
Нечто действительно напугало Уве, напугало как то исподволь - не набрасывалось ведь оно и не угрожало, а скользнуло всего-навсего тенью, которую тот и не разглядел-то толком - бесплотным призраком, туманом, облачком тьмы, какой не бывает на земле никогда, которая может быть только там... Там в неведомом мире льда и огня, вечного стона, бесконечной боли.
Петер Уве выгонял из себя страх, выбивал, выжигал злыми язвительными и оскорбительными словами, заставлял себя смеяться над страхом, и наверное, у него получалось, потому что он говорил и говорил со все возрастающим азартом, и слушатели его уже не были так напряжены, одни хмыкали и качали головами, другие ржали и отпускали сальные шуточки, третьи с разгоревшимися глазами строили предположения, где же сейчас действительно красавчик Котман, и уж не развлекается ли он втихаря с демонической красоткой, пока они тут сокрушаются о его кончине.
Даже Клаус Крюзер, сам похожий на чудовище из-за своей ободранной и покрытой синяками физиономии, ухмылялся, морщась от боли, и осторожно касался кончиками пальцев пластыря под глазом, где царапина была особенно глубокой. Ему тоже пришлось повстречаться с нечистью, с обезумевшей и оттого необычайно сильной девкой, с которой справились еле-еле втроем, из-за которой удалось сбежать какому-то проворному мальчишке, которого искали потом весь день, да так и не нашли.
Скорее всего, мальчишка был теперь там же, где и Холгер Котман и искать его не было больше смысла.
Жертва не смогла избежать своей участи, только отправилась на заклание раньше времени - то, что ей не удалось покинуть замок было доподлинно известно, потому как следов найти не удалось, а следы непременно остались бы.
Только у Вильфреда Бекера выражение лица оставалось унылым, а взгляд пустым. Он был уже не здесь, и наверное, он как никто другой из всех был уже готов умереть.
Был готов...
Но Смерть почему-то все еще не хотела его. Может быть, берегла для чего-то? Смерть почему-то выбирала сейчас тех, в ком жизнь кипела через край, кто ничего не боялся.