Вампиры
Шрифт:
Вернуться на улицу было шоком. Когда я доберусь до Макса, я скажу ему, чтобы он занялся делом или пошел на хрен. Я спрошу, можно ли мне пожить у него, пока я работаю над сценарием. Надо назвать мое чертово произведение «Графу на растерзание», потому что скоро я буду примерно в таком состоянии, если он откажет.
Я на что угодно готов, чтобы выбраться из этой ситуации, честное слово.
На что угодно.
24 января, Нью-Йорк
Я нежить. Я так себе это представляю. Человек, увязший в неизвестности. Я живу, хотя на самом деле уже умер. Тьма воцарилась, и Харкер побежден. Теперь и навеки.
Чтоб ты сдох, Макс. Где бы ты ни был, чтоб тебя отымели. Ты мог бы мне сказать, ты должен был знать. Прежде чем уйти с работы, нужно ведь хоть немного подготовиться. Невозможно просто взять и свалить. Помощница говорит, что он уехал в Лос-Анджелес и она не знает, где он сейчас находится. Она не смогла бы сказать правду, даже если бы ее чертова жизнь от этого зависела. Лгать входит в список ее обязанностей.
Нового парня зовут Файнштейн.
Прежде чем мне удалось с ним поговорить, я звонил столько раз, что он наконец вынужден был это сделать. Он сказал мне, что в первую очередь, как только получил должность, заморозил все проекты Макса. Ему нужно определить рамки бюджета на следующий сезон, и он не намерен торопиться. Требуется некоторое время, чтобы установить приоритеты рынка. Это не значит, что у моего сценария нет никаких перспектив. К этому моменту я понял, что-либо он раньше был подрядчиком, либо он не в состоянии
И говорю ему, что в настоящее время я нахожусь в состоянии острого финансового кризиса и могу не дожить до того момента, когда у него появится возможность изучить мой шедевр. Может быть, я смогу позвонить ему через день.
От удивления он согласился. Но не через день. Через неделю.
Неделя. Дни, часы, минуты. Ночи.
Я больше не работаю над сценарием. Не могу, потому что какой-то засранец подрезал в метро мой рюкзак, а в нем была последняя копия. Сейчас три часа утра, температура сильно ниже нуля, и я бьюсь за клиентов на Сорок второй улице.
Боже мой, это настолько ниже моего достоинства; я в ужасе. У меня насморк, который никак не проходит; еще у меня есть мечта, которая все не умирает. А лучше бы умерла. Лучше забыть о ней.
Может быть, я все это время сражался не на той стороне. В конце концов, мой тезка в книге нашел свою погибель, а для графа это было только началом карьеры.
Говорят, людей в нем привлекает темнота.
Мне она никогда не казалась привлекательной, до сих пор.
31 января, Нью-Йорк
Еще пару дней, говорит он мне.
Нужно прочесть столько сценариев, а он должен быть беспристрастным ко всем. Сказал позвонить ему в конце недели; обещал, что, так или иначе, даст ответ. Секретарша говорит ему, что мой сценарий лучший из всех, которые она когда-либо читала, а она не первый день в бизнесе.
А я стою в телефонной будке и слушаю все это.
Холод такой, что я не чувствую, где заканчиваются ноги, а где начинается тротуар. У меня в кармане два доллара, на губе герпес, и на улице ни одного клиента. Пару ночей я провел в квартире этого парня, Рэнди, но оказалось, что он действительно хотел избить меня ремнем с шипами, и я сделал ноги. Это стоило хороших денег, но, блин, у меня тоже есть гордость. Это шутка такая. Передо мной на монетоприемнике объявление, какая-то шлюха приглашает парней поработать, и я думаю: ладно, хоть согреюсь. Такое странное чувство, как будто я перешел какую-то грань.
Я больше не могу сдавать кровь. Не берут. Сказали, испортилась. У меня теперь плохая кровь. Я сказал врачу, что меня избили, но он не врубился. Осталось два дня. Тьма перед рассветом. Это будет спасение на краю бездны, скажу я вам.
Не нужно было тягаться с ним, Джонатан.
2 февраля, Нью-Йорк
Вокруг телефонной будки снег на полметра, а у меня руки вспотели.
Заготовил полный карман четвертаков, и, оказалось, не зря, потому что они держали меня в режиме ожидания ответа десять минут, за которые я успел прослушать три песни из мюзикла «Саут Пасифик». Потом его не было на месте. Еще пару минут им потребовалось, чтобы его найти. Я стою и думаю: все нормально, это нагнетание напряжения, это добавит смака новостям. И точно, так и было.
Мне очень не понравилось, говорит он мне. Не «извините за то, что измотал вам нервы в говно» или «может быть, вы еще что-нибудь для нас напишете». Просто: «Мне очень не понравилось». Но это еще не самое классное. Он делает паузу, чтобы я мог промычать что-нибудь в знак благодарности за его мнение. А потом говорит, что я не должен забывать ключевые слова канала, а именно «оптимистический» и «ободрение». Зрители, говорит, не хотят видеть такое, эта история чересчур угнетающая. Им нужно внушать, что все хорошо. В следующий раз я не должен упускать это из виду.
Наверное, я мог бы поднять крик, но я только сказал тихо: «Не будет следующего раза», и повесил трубку.
По крайней мере, все кончилось. Я даже вроде лучше себя чувствую. Не знать было более мучительно, чем я предполагал. Да, мне стало лучше. Я выхожу из будки, слегка пошатываясь, зато снаружи светит солнце. Нужно было попросить его вернуть сценарий, но что-то во мне сказало «нет». Битва проиграна. Вот и рассвет.
Нужно раздобыть новую куртку. Эта слишком тонкая. У меня от холода яйца отваливаются. Карманы рваные. Надо привести себя в порядок. Начну с этого. Сначала куртка. Потом все остальное.
По крайней мере, я сразился с этим ублюдком, так ведь? Пускай я не победил, зато заставил его лишний раз здорово попотеть, без вопросов.
А разве что-нибудь еще можно сделать?..
Ричард Кристиан Мэтсон
Вампир
Перевод: Вера Полищук
Ричард Кристиан Мэтсон — сын ветерана научной фантастики и фэнтези Ричарда Мэтсона. Автор романов и рассказов, он также выступил в качестве сценариста и продюсера более 500 эпизодов телевизионных сериалов, ставших хитами, и стал самым молодым писателем, когда-либо заключавшим контракт с Universal Studios.
Дебютный роман Мэтсона «Создано таким-то» («Created Bg») увидел свет в 1993 году и имел огромный успех, а его рассказы и новеллы составили два сборника, «Шрамы и другие особые приметы» («Scars and Other Distinguishing Marks») и «Дистопия» («Dystopia»). Сейчас Мэтсон закончил второй роман и вовсю работает над третьим.
Помимо разработки нового реалити-шоу для Fox TV за последнее время Мэтсон написал сценарии для нескольких художественных фильмов, для телевизионного пилотного проекта по заказу Showtime Networks и сценарий для фильма «Хроники Амбера» по циклу Роджера Желязны. Мэтсон продолжает играть в качестве ударника в блюз-роковой группе «Smash-Cut» вместе с Грегом Спектором и Престоном Сторджесом-младшим. В настоящее время группа работает над дебютным альбомом и выступает в клубах Лос-Анджелеса.
«Я всю жизнь играю на ударных, — объясняет автор „Вампира“. — Как и любая иная форма творчества, ударные очень разнообразны. Однако со временем технику оттачиваешь и оживаешь — начинается наплыв эмоций, вступают глубинные, потаенные ритмы твоего „я“. Для новичка ударная установка таит поистине завораживающие чары, его парализует и в то же время прельщает бесконечная широта выбора, и в какой-то момент кажется, что под этой туго натянутой кожей барабанов дремлет самая суть „классности“, некая тайна универсальной крутизны, которую способны пробудить только кленовые палочки барабанщика. Но понимание приходит с опытом, и постепенно ты неизбежно постигаешь, что самая потрясающая дробь — та, что не прозвучала. Это мистический эффект, несомненный, хотя и алогичный. Лучшее — всегда то, что ты сыграешь завтра. У меня ушло почти сорок лет на то, чтобы приобщиться к этой тайне, пройти путь от музыкальной гусеницы через куколку к бабочке, и путь этот почти идеально совпал с моим путем писателя, с пониманием того, что самая красноречивая фраза — непроизнесенная. Самые звучные ноты — паузы, умолчания.
И это подводит меня к „Вампиру“.
Исходный набросок, не поверите, занимал двенадцать страниц. Потом я переделал его, понимая, что вещь слишком длинная и изобилует подробностями. Я вновь пустился редактировать текст, временами впадая в немилосердный транс, и вот наконец остался только костяк, самое необходимое, текст, где паузы и умолчания говорят больше слов, поток сознания, бегущий галопом, быстрая дробь — нервное стаккато барабанных палочек. Костяк, лишенный плоти.
Хотя ярые критики этого рассказа вряд ли согласятся со мной, но я все-таки скажу: „Вампир“ — не стихотворение. Богемным жестом я отмел форму, но не создавал диковинку. Скорее, можно сказать, что „Вампир“ оказался достаточно жизнеспособным, чтобы выжить под моим суровым пером.
Словом,
Иногда отсутствие и есть присутствие».
«Вампир» — самый короткий рассказ в этой книге. Но в то же время и один из самых мощных.
Ночь. Человек. Дождь. Жажда иль голод — боль. Поиск. По следу. Чутье. Он за рулем. Быстрей. Лужи. Несется авто. Скорость. Еще быстрей. Радиоголос звучит. Новости. Новости. Где? Катастрофа. И кровь. Столкновенье машин. Неподалеку совсем. Маленький городок. Много ли жертв, нет? Лужи блестят, блестят. Жажда. Я стражду. Пить. Скорость прибавить еще. Как. Минуты. Ползут. Лужи. Летит авто. Вот он на месте. Парк. Спрятаться и смотреть. Трупы. Кровь. Это кровь. Черным лаком блестит. Черная при фонарях. Вот зеваки — толпа. Воют сирены вокруг. Ждать. Затаиться и ждать. Ждать и страдать. Терпи. Час. Он сидит и ждет. Два. Сигарета. Боль. Дымом голод унять. Горечью горло набить. Термос. И кофе жжет. Горечь. А кровь солона. И сладковата она… Вкус смерти чужой Его ни с чем не сравнишь. По лбу катится пот. Ждать. Сигарету еще. Испарина и тошнота. Уличные огни. Вой полицейских сирен. «Скорая помощь». Здесь. Блеск у зевак в глазах. Жадный, голодный блеск. Носилки и простыни. Красное белым закрыть. Плоть. Истерзана плоть. Смерть. Мурашки. Озноб. Так, тики-так. Ждать. Час. И два. Или три. В горле ком тошноты. Ждать. Затаиться и ждать. Вонь в авто — это пот. Пот и въевшийся дым. Бесчисленных сигарет — Цепочкой погасших огней. «Скорая» едет прочь. Покореженный автомобиль Грузовик на себе увез. Труповозка. Мешки. Черный полиэтилен. Черный. Блестит. Блестит. Вжик. Увозят. И вслед. Смотрит. Жадно. Толпа. Кто-то плачет. Не все. Зеваки. Вспышки. Они Примчались, чтоб это снять. Газетчики. Нюх у них. Ну вот, опять тишина. Дождь припустил сильней. Улицы все пусты. Пьяный, шатаясь, прошел. Воздух сырой. Туман. Вновь он остался один. Так, оглянуться. Тишь. И тела увезли. Хлопает дверца авто. Как затекла спина. Выйти. Бочком подойти. Глянуть — сначала вскользь. Нет, не спешить, не спешить. Так, постоим. Вперед. Парк. И вокруг дома. Спят. И окна молчат. Мертвый город. Вперед. Вот оно. Мел и кровь. Кровь. И как бел мел. Контур. Мокрый асфальт. Ближе. Шаг. Еще шаг. Контур. Перешагнуть. Внутрь вступить. В кровь. О, не спешить, впивать. Взглядом, кожей самой. Чувствовать. Ощущать. Ноздри раздув, стоит. Веки прикрыл, молчит. Сосредоточься. Что? Выдох и вдох. Есть! Женщина. И испуг. В зеркальце лобовом. Вспышка чужих фар. Туша грузовика. Взрыв и жуткая боль. Скрежет металла. Вой. Крик. Столкновенье. Смерть. Столб огня в темноте. Время, замри, замри. Сосредоточился. Так. Как воду губкой впивать — Смерть, ужас и кровь. Голод насытить свой. Вижу, я вижу смерть. Я исцеляюсь так. Чтобы продолжить жить, Я выпиваю смерть. Я поглощаю боль. Ужас я жру и страх. С каждой секундой сильней. Кровь с асфальта лизать — Столько сил не придаст, Как просто стоять и смотреть В прошлое. В никуда. В то, чего уже нет. Вновь и вновь прокручу. Ужас. Крики и боль. Кровь. Столкновенье. Смерть. Вот он, наркотик мой. Я. Насыщен. Вполне. Мне. Тепло. Хорошо. Дозу. Свою. Получил. Ломка. Моя. Прошла. Да, привычка сильна. Смерть — это жизнь моя. Кровь чужая — мой хлеб. Мне на асфальте пир Приготовила смерть. Вот облегченье пришло. Все. До капли. До дна. Все. Пора уходить. Обратно садится. Мотор. Тронул авто. Дождь. Улицы как блестят. Черный и мокрый блеск. Все мерещится кровь. Спи, городок, спи. Карту он достает. Картой в авто шуршит. В безопасности. Прочь. Он насыщен вполне. Сигаретку еще. Ветер впустить в окно. Радио что жужжит? Поиск. Где еще смерть? Где еще взрыв и кровь? Удары ножом? Боль? Он по следу идет. Чует, что где-то смерть. Где-то пожива ему. Где-то смерть — чтобы жить. Скоро. Чуть потерпеть. А пока что — он сыт.