Ван Гог. Жизнь. Том 1. Том 2
Шрифт:
Что же до его собственной карьеры, то Винсент по-прежнему видел себя только в роли катехизатора. Он настаивал, что любая другая работа означала бы предательство его истинных убеждений. Винсенту только что исполнилось двадцать пять, и ему было необходимо добиться успеха хоть в чем-нибудь, научиться думать и поступать самостоятельно, независимо от мнения отца и шлейфа прошлого. Он с мальчишеской запальчивостью защищал Адлера и свою работу в воскресной школе. В ответ на неизбежный вопрос: «Чем ты собираешься зарабатывать себе на жизнь?» – Винсент апеллировал к небесному покровительству. «Счастлив тот, кто верует в Господа, – провозгласил он, – ибо в конце концов, пусть даже не избегнув бед и печалей, он преодолеет все жизненные трудности».
Возможно, противостояние со стороны Тео, а также неодобрение отца лишь укрепили
21
Внутренний, сокровенный, живущий Богом человек (фр.) – богословское понятие.
В ответ на упреки Тео и его призывы вспомнить о долге перед семьей Винсент заявил, что для него гораздо важнее сохранить «божественную искру», поддерживать «огонь в сердце», «всегда преданно любить то, что действительно заслуживает любви». Конечно, говорил Винсент, человек «будет сталкиваться с подлинной печалью и жестокими разочарованиями», но истинная любовь испытывается жизнью, как золото испытывается огнем. Узрев «rayon d’en haut», [22] Винсент в конце концов демонстративно порвал отношения с отцом. В начале июня, когда истек срок, в который Дорус велел сыну прекратить всякие дела с Зионскапел, Винсент написал домой, что намерен и впредь подвизаться в качестве катехизатора, а учебу отложить на будущее. Отец немедленно предложил компромисс: если Винсент продолжит занятия в течение еще хотя бы трех месяцев («чтобы немного подучиться и набраться терпения, дабы спокойно все обдумать»), Дорус постарается найти ему какое-нибудь место. Винсент без раздумий отказался от предложения. Он не имел ни малейшего желания возвращаться к занятиям и собирался подыскать себе самостоятельную миссионерскую работу.
22
Вышний, небесный свет (фр.).
К середине лета схватка, начавшись с пробных выпадов и притворных отступлений, столь характерных для семейных распрей Ван Гогов, переросла в открытое противостояние – взрыв, который давно предвещал Дорус. Позднее Винсент описывал эту ссору как «смехотворную», «до крайности глупую» и повлекшую за собой «плачевные результаты… Я до сих пор содрогаюсь при мысли об этом». «Все, на кого я прежде мог положиться, переменились, и никто не ударил пальцем о палец, чтобы мне помочь». Пройдут годы, и Винсент с сожалением будет вспоминать это «длительное, глубокое непонимание между мной и отцом» из-за его нежелания продолжать учебу в Амстердаме.
5 июля Винсент внезапно приехал домой.
После того как несколько месяцев кряду Винсент в решительных и дерзких выражениях отстаивал свое право на независимость, возвращение Винсента в Эттен не могло быть ничем иным, кроме как признанием унизительного поражения. Еще и года не прошло с начала его учебы в Амстердаме (полный курс был рассчитан на семь лет). В будущем Винсент не раз будет утверждать, что его чуть ли не насильно выпроводили в университет: «Я весьма скептически относился к этому плану». Он даже уверял, что нарочно отставал по языкам, «чтобы весь позор пал только на меня, и ни на кого больше».
Тем не менее все это никак не объясняло его внезапного возвращения домой. Он вполне мог бы следовать своему новому призванию в Амстердаме – городе нищеты и угнетения, изобиловавшем
Винсент сдался. Еще до отъезда домой он отказался от всяких проявлений независимости – от преподавания в воскресной школе до переписки с Тео. Когда Дорус постановил, что лучшим местом для сына будет Бельгия, Винсент прекратил поиски других вариантов. Требования к проповеднику в католической Бельгии были куда менее строгими, чем в Голландии. «Приличный и неглупый человек непременно сумеет добиться там успеха, – с надеждой писала Анна, – пусть и без диплома». Еще будучи в Амстердаме, Винсент по настоянию отца исправно писал длинные письма и готов был ехать в Брюссель, чтобы предстать перед тамошним начальством. В середине июля Дорус организовал Винсенту собеседование в одной из протестантских школ Брюсселя. Отец с сыном отправились туда в сопровождении преподобного Томаса Слейд-Джонса из Айлворта, который загадочным образом материализовался как раз вовремя для того, чтобы самолично дать Винсенту положительную рекомендацию.
В ожидании ответа из школы Винсент изо всех сил старался показать себя хорошим сыном. Он подолгу гулял со своим братом Кором, восторженным мальчиком одиннадцати лет, который любил рисовать и мечтал стать офицером кавалерии. В один из жарких летних дней, устроившись в теньке, они нарисовали «небольшую карту Эттена и окрестностей», сообщал Винсент в письме Тео. Винсент принял деятельное участие в подготовке к главному событию того лета – свадьбе сестры Анны и Йоана ван Хаутена, достойного, состоятельного бюргера из Лейдена; Винсент занимался цветочным оформлением. Он тенью следовал за отцом, сопровождая его в визитах к прихожанам на неделе и во время воскресных проповедей. Когда Доруса не было дома, Винсент сидел в его кабинете, с окнами в сад, и одну за другой составлял проповеди, готовясь к новой жизни.
В июле Винсент поехал вместе с отцом в Зюндерт, где Дорус прочел проповедь в маленькой церкви, а после навестил больных. По дороге домой отец остановил экипаж, и остаток пути по пустоши, залитой вечерним светом, они прошли пешком. Никогда еще Винсент не был так близок к воплощению своей мечты о примирении. Описание, в котором он выразил тот момент, было насквозь пронизано этим.
За соснами садилось закатное красное солнце, вечернее небо отражалось в заводях; и пустошь, и желтый и бело-серый песок – все было исполнено гармонии… В жизни есть моменты, когда все вокруг и внутри нас дышит покоем и чувством и вся наша жизнь кажется длинной тропой через пустошь.
С приближением отъезда Винсент изо всех сил старался выглядеть бодрым, хотя на душе у него было тревожно. Он повздорил с невестой («Винсент никогда еще не был таким упрямым», – сетовала мать) и пытался уклониться от светских обязанностей. Появление на свадебной церемонии дяди Сента и дяди Стриккера в солнечный августовский день, вероятно, только усугубило в нем ощущение неудачи и отторжения, ведь он снова сворачивал с того единственного пути, к которому лежала его душа.
Через четыре дня после свадьбы Винсент отбыл в одобренную отцом евангелическую школу в Брюсселе. Ему предстояло выдержать трехмесячный испытательный срок, по окончании которого его должны были зачислить на трехлетнюю школьную программу. Родители, провожавшие его на поезд, страшились думать о будущем сына. «Мы провожаем его с тревогой на сердце, – писала Анна Тео. – Его представления об обычной жизни настолько нездоровые, что я сомневаюсь в его способностях учить кого-либо». (Сестра Винсента Анна высказалась прямее и резче: «Боюсь, что ослиное упрямство сильно повредит ему в его новой работе».) Дорус маскировал свои страхи под видом обреченности: «У меня нет иллюзий на его счет. Я не могу избавиться от страха, что нас снова ждет разочарование».