Ванильное наваждение
Шрифт:
— Настя, что случилось? Тебя кто-то обидел? – понимаю, что сейчас задаю лишние вопросы, но ярость на того, кто довел ее до такого состояния, не дает покоя. Я сейчас за нее убить готов, а она молчит, глядя в потолок машины,и меня разрывает теперь уже от нежности к ней. Хочется остановить машину, прижать к себе, согревая ее руки и ноги своим теплом, каждую застывшую на длинных ресницах слезинку собрать губами.
— Настенька, пожалуйста, не молчи, – стараюсь не повышать голос.
– Ты меня обидел. Все из-за
– Насть, я серьезно. Не простo же так ты сидела на этой чертовой остановке и плакала.
– Я с Мишей рассталась. И это, знаешь ли, очень больно – терять того, кто тебе очень дорог. Хотя откуда тебе знать? Ты же чувствовать не умеешь. У тебя все примитивно, на животном уровне: захотел – получил, выкинул. Опять : захотел – получил… – печально усмехается она.
А что я могу сказать? Если только признать ее правоту. Да, я не умею чувствовать… разучился… А может,и не умел никогда… Так, обманывался… Доезжаю до дома, паркую машину, выхожу, открываю Насте дверь и хочу вновь подхватить ее на руки, но она отталкивает меня и сама выходит из машины. Пошатывается, но гордо идет вперед, и как только мы поднимаемся в квартиру, спешит в свою комнату.
– Даже не думай, – хватаю ее за руку,и она, как ни странно, останавливается, словно у нее больше не осталось сил на сопротивление. – Ты вся дрожишь, почти синяя. А осложнения нам не нужны,тем более после болезни. Снимай пальто, - я помогаю ей раздеться, быстро скинув с себя куртку, беру ее за холодную руку и веду в гостиную к дивану, надавливаю на плечи, вынуждая сесть,и нарываю пушистым белым пледом.
– Холодно, - уже не сопротивляясь, говорит она, кутаясь в плед.
– Можно чаю?
— Нет, моя хорошая, здесь чаем не поможешь, – прохожу в кухню, беру бутылку коньяка, наливаю половину стакана и возвращаюсь к моей Снегурочке.
– Пей, быстро и залпом, - протягиваю ей коньяк.
– Нет, я не смогу, лучше чай. Я не пью крепкий алкоголь.
– Это сейчас не алкоголь, Ванилька, а лекарство.
Она скептически осматривает стакан, но все же принимает его из моих рук.
– Тело горит, а меня трясет, - говорит дрожащим голосом, морщась от запаха коньяка. – Разве так бывает?
– Бывает, от переохлаждения. Пей, - настаиваю, а сам иду и наполняю ванну горячей водой с кокосовой пеной, чтобы согреть и немного расслабить Настю.
егулирую воду и только сейчас воспринимаю еe слова о том, что она рассталась с Михой. Очень хочется знать почему. Неужели из-за меня? Но сейчас не лучшее время выяснять это.
Настя по-прежнему сидит на диване, зажимает рот рукой и вновь, всхлипывая, плачет. Она выпила половину коньяка. Задерживаю дыхание, выдыхаю, подхожу к моей сладкой, вкусной девочке и подхватываю ее на руки.
– Что ты делаешь?! – возмущается она, хватаясь за мою шею.
– Тебя нужно согреть, – ставлю Настю возле ванны, закрываю воду и немного взбиваю пену.
– Я сама могу. Со мной все хорошо, выйди, без тебя
– Можно, я просто о тебе позабочусь? Обещаю – приставать не буду, - прошу, пытаясь мягко ей улыбнуться, и начинаю расстегивать перламутровые пуговки на ее бежевой блузке. Настя замирает, смотрит мне в глаза, а потом прикрывает веки,и я принимаю – это за согласие.
– Он тебя обидел? Что он сделал?
– спрашиваю, аккуратно снимая блузку с ее плеч.
– Ничего, это я… не хочу разговаривать на эту тему. Мы просто больше не вместе… – очень грустно, пoчти шепотом отвечает она.
Смотрю на соблазнительную красивую грудь в бюстгальтере и хочу ее поласкать, заставить забыть мою девочку о своих горестях. Но я обещал не приставать. Опускаюсь на корточки, расстегиваю юбку и тяну ее вниз.
– Никогда не мог понять, зачем вы – женщины – носите капроновые колготки в мороз, – усмехаюсь, поддевая резинку колготок и стягивая капрoн с ее ног.
– Я не планировала долгую прогулку на морозе, - отвечает она, наблюдая за моими действиями. Сижу перед ней на корточках, а хочется встать на колени, поцеловать ее животик, стянуть трусики, раздвинуть ножки и поласкать Настю языком. Поддеваю резинку ее милых белых трусиков, но Настя отступает назад.
– Я сама. Принеси, пожалуйста, из моей комнаты большое голубое полотенце.
Разочарованно киваю, поскольку не увижу, как она раздевается. Но я обещал быть хорошим мальчиком, пoэтому удаляюсь за полотенцем. И второй раз за день ловлю себя на непонятном чувстве внутреннего удовлетворения от того, что Настя рассталась с Михой. Быстро беру полотенце и возвращаюсь в ванную. Моя Ванилька уже лежит в пене и скрывает от меня свое тело. Вешаю полотенце, сажусь на бортик ванной, заглядывая в немного покрасневшие глаза.
– Так почему вы расстались? Кажется,ты говoрила, что любишь этого замечательного человека, - мне бы, конечно, сейчас заткнуться, но я хочу знать причину их расставания.
Настя сводит брови, глубоко вдыхает, зажимает нoс рукой, закрывает глаза и уходит под воду, видимо, сбегая от моего вопроса. Но Ванилька не учла, что лицо то она от меня спрятала, а соблазнительные розовые сосочки, обрамленные кокосовой пеной, выставила. Черт, как я ее хочу, прямо сейчас, вот в этой ванне, насадить на себя,и…. Не успеваю до фантазировать, как Ванилька выныривает. Вода с пеной стекает по ее волосам, плечам, и я сам уже задерживаю дыхание.
– Ненавижу тебя! – вдруг со злостью выдает Настя, сжимая бортики ванны.
– Ненавижу, потому что все из-за тебя! Ты – самовлюбленный эгоист, которому плевать на чувства других. Зачем ты снoва появился в моей жизни?! Ненавижу! – почти кричит она, громко и эмоционально, с горящими глазами.
А мне так нравится ее злость. Ее «ненавижу» звучит как оглушительное «до сих пор люблю». Мы люто ненавидим только тех, кого любим, ко всем остальым мы просто безразличны. Подаюсь к ней, останавливаясь в нескольких сантиметрах от ее лица.