Ванька-ротный
Шрифт:
Я лежу под кустом и думаю. После нашей артподготовки немцы не успели опомниться. Они разбиты, подавлены и перед нами мелкие группы. Возможно, им приказано продержаться здесь до утра, а потом отойти.
Если мы не возьмем сейчас на дороге языка, то они к утру отойдут на новый рубеж и нам придется начинать все заново на новом месте.
Время летит быстро!
Пока у немцев не прошел первый испуг и страх, нам нужно действовать настойчиво и решительно.
Рязанцев сидит рядом на корточках и внимательно смотрит по сторонам. Разведчики чуть дальше, привалившись на локоть, лежат у дороги.
Вот на дороге
Разведчики потом рассказали. Немцы шли по дороге со стороны из кустов. Возможно, там была едва заметная тропинка.
– Мы ее не заметили! Их было двое! Один шел и опирался на плечо другому! Шли медленно. Один видно был ранен. Слышно было, как он тяжело дышал.
– Откуда они взялись?
– Понятия не имеем!
– Командир группы захвата ткнул нас рукой. Будем, мол, брать фрицев. Будьте внимательны! Все замерли и приготовились к броску. Немцы подошли к нам близко, почти вплотную, ничего не подозревая. Мне показалось, что один смотрит мне в глаза, но не видит меня. Ну, думаю, сейчас заорет! Бросится бежать! Но все это мне показалось. Мы заткнули им сразу рты. Они пикнуть не успели. Подняли руки и вместе с нами подались к краю обрыва. Один дошел ничего. А другой засопел и замычал носом. Видно рана болела. А может, дышать через нос было тяжело. Я вынул у него тряпку изо рта и ткнул автоматом. Он сразу все понял и не издал больше ни звука. Мы, не останавливаясь, ушли сразу вперед.
В общем тот, что ниже ростом и толстенький – видать санитар. А второй солдат стрелок имеет ранение в живот. Спускаясь по скату оврага, он еще был на ногах. А по воде ребята несли его на руках всю дорогу.
– Вот и всё, товарищ гвардии капитан.
– Дело без шума сделано!
Только куда раненого будем девать? Он видно не протянет до утра. Мы его растрясли и сильно помяли. Осколок в животе. Может еще и до утра не дотянет.
– Ну почему до утра? Наши славяне с пробитыми животами по неделе лежат в медсанбате.
– То наши! Наши живучи! А это изнеженный и дохлый народ! Сплошная цивилизация! Наших с фурункулами на заднице больными не считают. А немец от прыщика концы отдает!
Когда мы вернулись в овраг, где в обороне сидела наша пехота, я обратил внимание, что солдаты стрелки лежат вповалку и спят. Развалились кто, где на земле и спят себе, как на сеновале.
Штаб полка был в курсе дела, что я ушел с разведчиками в ночной поиск. Сам я перед выходом не успел доложиться, провод был перебит.
В овражке я оставил двух разведчиков, чтобы они понаблюдали за немцем. А вся группа, которая была в ночной работе, вместе со мной отправились на отдых в тыл.
Пока мы ночью лазали за немцами, старшина позаботился, нашел для разведчиков подходящую землянку, выставил часовых и приготовил для нас харчи.
Некоторое время мы шли поверху, а потом спустились в глубокий овраг. По оврагу мы вышли к себе в тыл. Связной, которого прислал за нами старшина, свернул в сторону и показал нам рукой в темноту. В глубоком овраге было сумрачно и сыро. Наконец тропа шаг за шагом начинает подниматься к верху. Овраг остался
Я осматриваюсь кругом. Ровное поле, и ни каких славян в округе.
– Молодец старшина! – я вслух оценил его выбор. С головой наш кормилец! Если завтра начнется бомбежка, здесь на пустом безлюдном открытом поле ни одна немецкая бомба не упадет. Немцам сверху видно, где пусто, а где густо! Они нанесут удар по оврагу и по закрытым растительностью местам. Где-где! А там будут прятаться славяне! А здесь, на открытом поле днем ни одной живой души!
Немца раненого в живот мы оставили в овражке, где сидит наша пехота. А этого, вроде санитара привели с собой. Мы подталкиваем его вперед, спускаемся по ступенькам в землянку. Я протискиваюсь в узкий и тесный проход, здороваюсь со старшиной, снимаю с себя маскхалат и кидаю его на руки своему ординарцу. Делаю глоток воды, отказываюсь от еды, выбираю место в углу на нарах, забираюсь туда и под негромкие голоса разведчиков, дребезг котелков, басистый голос старшины, свернувшись калачиком, я быстро засыпаю.
– Товарищ гвардии капитан! – слышу я знакомый голос ординарца.
– Вас вызывают! Посыльные со штаба полка пришли! Ординарец трясет меня за плечо. Я открываю глаза. Мысленно хочу подняться. А двигать руками и ногами нет охоты.
Землянка тускло освещена. Где-то в углу на столе стоит и горит картонная немецкая чашечка, наполненная стеарином. В середине ее торчит короткий и узкий лепесток. Это фитиль. Он тоже сделан из картона.
В углу перед коптилкой сидят двое дневальных. Тени от их фигур шатаются на стене.
– Кто там пришел? – спрашиваю я.
– Кто их послал? Сходи, узнай! По какому срочному делу? Если что срочно, зови их сюда! Пришлых и посланных из штаба, даже офицеров часовые в землянку не пустят ни за что. Хоть ты умри! Пока не получат на это разрешение!
Ординарец поднимается с нар. Ему тоже не охота вставать. Он морщится, нехотя поднимается, разминает ноги, неуклюже переставляет их, подвигаясь к проходу. Я лежу, смотрю на него и соображаю. Почему он стал ходить как старик? Или он ноги потер? Или опять в хромовых сапогах, которые ему на два номера меньше? Опять стервец сапоги гармошкой напялил. А если куда послать? Бежать надо? Надо сказать старшине, чтобы больше их ему не давал. Сказать Кузьме прямо в глава вроде нельзя. Парень молодой, может обидеться. Будет потом ходить молча. А заигрывать мне с ним и быть добреньким нельзя. Старшина снимет с него сапоги и больше не даст. Так и сделаем! Это будет лучше!
– Связные из штаба полка! – показавшись в проходе, докладывает ординарец. Начальник штаба, майор их послал.
– Тащи их сюда!
– Вы чего? – спрашиваю я, их.
– Майор нас с картой прислал. Просил вас нанести на карту обстановку. Нам приказано вернуться утром обратно.
– Когда вас майор послал с картой сюда? – спросил я, связных не поднимая головы от лежанки.
– Часа два назад! Мы долго искали!
– Располагайтесь в углу! На нарах все места заняты. Можете комара придавить до утра! Утром мне сюда подадут телефонную связь. Я сам переговорю с майором и нарисую вам карту.