Ванна с шампанским
Шрифт:
В этот момент группа дрогнула, но все же продолжала движение.
Однако уже у рекламных плакатов «Sconti» наметанный глаз Санька отметил в рядах четверки нервную вибрацию, предвещающую скорый распад команды.
И наконец – соблазнительная наклейка «Liquidazioni» разбила плотную группу вдребезги!
Три грации с места в карьер рванули на распродажу в торговый центр. Атлет, немного помедлив, с ускорением двинулся к пыльной лавке с винтажным барахлом.
– А вот это затянется надолго! – сказал себе Санек, совершенно правильно оценив многокаратный
Он перешел на другую сторону улицы, устроился за столиком уличного кафе и приготовился скоротать часок-другой за кофе с панини.
Однако не прошло и двадцати минут, как из предупредительно разъехавшихся стеклянных дверей выступили две пары: сначала Вика под ручку с невесть откуда взявшимся кавалером, а потом и Инка – в аналогичной комплектации. Спутники девушек были похожи, как братья: коренастые, смуглые, с антрацитовыми кудрями, с напряженными желваками на челюстях.
«Где-то я их видел?» – подумал Санек, но не вспомнил – где.
Кавалеры крепко обнимали своих дам, а те сверкали глазами, трясли волосами, щеки их пылали, – должно быть, дамы смущались, – и семенили на заплетавшихся ножках.
Санек, не ожидавший ничего подобного, мучительно поперхнулся колючей крошкой.
Пока он кашлял, темпераментные брюнеты увлекли трепетных блондинок в переулок.
Торопливо подсунув под пепельницу на столе бумажку в десять евро и едва не опрокинув стул, Санек заторопился вдогонку.
В витрине комиссионного магазина, в обрамлении траченных молью песцов, тревожно колыхнулось и растаяло смутное бледное пятно.
Спустя минуту из двери лавки под неистовый звон колокольчика и причитания, издаваемые обладательницей женского голоса, вырвалась высокая особа, ниже пояса укрытая длинной юбкой, а выше – мятой шелковой шалью. Складки изумрудно-зеленой шали почти полностью скрывали лицо высокой особы и – в плотном контакте с многоярусной юбкой цвета салата – делали ее фигуру похожей на недозрелый капустный кочан.
Вырвавшись на оперативный простор, самоходный овощ без колебаний определился с направлением и увязался за кудрявыми брюнетами с их блондинками и Саньком с его плешью – замыкающим.
– Безмозглый идиот! – беззлобно выругалась мама Люция. – Что ты делаешь? Занеси все обратно! Я же сказала, сегодня мы закрыты! Или ты забыл про день рождения бабушки?
– Я забыл, – послушно согласился Пепе.
Про юбилей бабули – грандиозное фамильное торжество с ярко выраженными признаками апокалипсиса – мог забыть только безмозглый Пепе. Все остальные члены семьи считали часы до праздника, в меру присущего каждому родственнику именинницы оптимизма прикидывая собственные шансы пережить этот день без больших потрясений и травм.
В потерях уже числились ошпаренные кипятком руки тети Марии, придавленная шкафом нога дяди Петра, расстроенный неправедно добытыми пирожными желудок малыша Нико, вырванные в отчаянии волосы мамы Люции, оттоптанная лапа кота Максимуса и полностью сдохшая канарейка, скончавшаяся без видимых причин. Вероятно,
Единственным человеком, который по итогам праздника наверняка мог остаться целым и невредимым, была сама бабуля. Запасом жизненной прочности она располагала таким, при котором девяносто лет – это тьфу, детский возраст!
Облаченная в пурпурный шелк, с косыночкой в тон на голове, бабуля восседала в резном кресле, временно перемещенном с пересечения караванных троп в прихожую, и руководила потомками, как кардинал в парадном облачении – отрядами самоотверженных крестоносцев.
Время от времени в ряды ее верных воинов вливались только что прибывшие в Рим представители родни с периферии. Народу в комнатах становилось все больше, так что мама Люция, положа руку на сердце, вполне понимала порыв безмозглого Пепе выставить из дома хотя бы неживые фигуры.
Музей восковых персон синьоры Альфиери был далеко не так знаменит и богат, как аналогичное заведение мадам Тюссо, но свою лепту в семейный кошелек вносил исправно. Секрет был в местоположении заведения. Бабуле Альфиери хватило ума сохранить в частной собственности два этажа старинного дома, коммерчески выгодно расположенного на оживленной площади Кампо ди Фьори. В комнатах на втором этаже жила семья, на первом располагались маленькая кондитерская, крошечный кафетерий и музей восковых фигур, под который отвели бывший коридор. Окон в нем не было, отопления тоже, и холод даже летом стоял такой, в каком комфортно бывает только неживым персонам.
При этом никаких кричащих вывесок над дверью не имелось. Вкуснейшее миндальное печенье, изготовленное по секретному рецепту мамы Люции, туристы находили по запаху, а музей восковых фигур – по дежурным персонажам, выставленным во двор безмозглым Пепе.
Иногда ему помогал один из братьев маленького Нико. Вместе они добросовестно выгуливали группу восковых персон каждый день, честно стараясь всякий раз формировать компанию в какой-то привязке к текущим событиям.
К примеру, в День святого Джузеппе, защитника бедняков, девиц и столяров, во двор выдвигали Мастера Вишню, вырезающего из полена куклу Пиноккио. Это было особенно уместно в связи с тем, что в День Джузеппе в Италии отмечался еще и светский Праздник Отца: столяр Вишня, подшефный святого Джузеппе и папа деревянного человечка, подходил на роль героя сдвоенного торжества по всем статьям.
Сегодня Пепе опередили. Кто-то – без его участия – уже поместил под дверью восковую фигуру, о которой Пепе не мог бы с уверенностью сказать – кто же это такой? Впрочем, подобной неопределенностью грешили многие музейные экспонаты, особенно старые.
Фигура дня олицетворяла собою крестьянина в праздничном домотканом наряде, устало задремавшего над скудными дарами земли. А Пепе вовсе не забыл, что в именно день рождения бабули итальянцы, счастливо избежавшие родственных связей с синьорой Альфиери, отмечают Феррагосто – праздник, которым завершается сезон больших летних работ!