Ванна с шампанским

Логунова Елена Ивановна

– Может, грамм? Или метр?

Виктория подняла голову:

– Настя, ты гений! «От литра» – это «к метро»! «Идите налегке к метро»!

Они столкнулись лбами над запиской:

– Криво потом?

– Прямо сейчас!

– Америка – Индия!

– И… Или… Слушай, а что такое Римизак?!

– Римизак, с большой буквы… Не знаю! Что-то римское… Нет, знаю! Кто такой! Строго наоборот – Казимир!

Подружки посмотрели друг на друга и захохотали.

– Итак, что у нас получилось? – отсмеявшись, Вика расправила

бумажку с шифровкой. – «Нас нашли враги. Идите налегке к метро. Прямо сейчас! Индия и Казимир». Четкая и ясная инструкция!

– Пойдем? – Настя с тоской посмотрела на кровать.

– Обязательно.

– Прямо сейчас, да?

Вика тоже поглядела на постель, потом на подругу… и они дружно провозгласили хором:

– Нет, криво потом!

Под утро я проснулась от того, что мне показалось, будто меня бесцеремонно лапают. Кто-то жадно шарил ручонками по моему телу – в районе пояса и ниже!

Не скажу, что это было совсем уж новое, неприятное и пугающее ощущение – случалось, меня трогали и даже тискали куда менее деликатно. Будь я в своей постели, отреагировала бы без паники.

Но подо мною был кургузый диванчик вокзального кафетерия, а это меняло дело, потому что я на генетическом уровне воспринимаю вокзалы как места повышенного риска утраты имущества.

Согласно нашему семейному преданию, моя прабабушка в восемнадцатом году, удирая из красного Питера в белый Екатеринодар на бронепоезде, вывезла на себе столовое серебро, изобретательно притачав ножи, ложки и вилки к корсету. В середине двадцатого века уже моя бабуля, перемещаясь из конца в конец огромной страны вслед за дедом, который был кадровым военным, прятала деньги в бюстгальтер. А мамочка моя в аналогичной ситуации делала «захоронку» в специальном кармане, нашитом – изнутри – на трусы!

Предметы современного дамского белья, сшитые из невесомых полупрозрачных лоскутков, в качестве сейфов уже не используются. Тем не менее в нашем семействе полезный рефлекс закрепился. Находясь в пути или же в местах, к оным путям приближенных, я на подсознательном уровне воспринимаю любое прикосновение к моим интимным зонам как попытку ограбления.

– Кто? Что?!

Я вскинулась на скамейке, как ужаленная, и рухнула обратно, притянутая ремнем сумочки. Его я перед сном пропустила через грудь, как орденскую ленту, а саму сумочку для пущей ее сохранности затолкала под поясницу, да еще и засунула поглубже между планками скамьи. Получается – сама себя привязала.

Пока я билась, как спутанная лошадь, жадные руки, чьи прикосновения меня разбудили, «сделали ноги» – то есть обладатель рук удрал.

Победив предательский ремень, я села и огляделась.

Кафетерий давно закрылся. Посадочные места оккупировали сонные граждане с баулами, и лучше всех устроился мой дорогой братец: он единолично занял сразу два мягких диванчика и с головой укрылся флагом.

Выглядело это героически: пробегавшие мимо пассажиры на накрытое знаменем неподвижное тело откровенно заглядывались.

Мне стало обидно. Я, значит, корчусь на жесткой лавочке, а Зямка разлегся, как барин!

– А ну, подвинься! – потребовала я, тесня посапывавшего братишку на его мягком ложе.

Зяма возмущенно всхрапнул, но не проснулся. Я кое-как подвинула его, легла рядом «валетом», отвоевала себе половину флага, укрылась им почти до плеч и наконец почувствовала себя в относительной безопасности. На манер подушечки я пристроила под голову сумочку, еще немного повозилась, укладываясь поудобнее, и вскоре уснула.

Снилось мне доброе, милое: родной дом, бабуля с нежно-зелеными локонами, мамуля с планшетом под мышкой и папуля в фартуке с петухами и черпаком в руке.

У них там был тихий семейный вечер. Бабушка вышивала болгарским крестиком портрет Эйнштейна, мама вдохновенно рукописала очередной шедевр при свете хэллоуинской тыквы, а папа приплясывал у плиты, бодрым рэпом информируя недоваренных лангустов о том, что он «но парле итальяно». Все, как всегда, – скучновато, но мило.

И вдруг как-то разом наступил белый день.

Кривясь и жмурясь, я попыталась закрыться от резкого света рукой, но моя ладошка натолкнулась на что-то мягкое и мохнатое.

«Крыса!» – запаниковал мой внутренний голос, окончательно меня разбудив.

Я распахнула глаза и заморгала, ослепленная и растерянная. Вот тут бы и пригодились мне линзы с диоптриями, а заодно – и солнечные очки!

Невооруженным глазом я увидела нечто странное.

К моему лицу тянулась небольшая, размером с пекинеса, лохматая тварь такого глубокого синего цвета, который крайне редко встречается в живой природе планеты Земля.

То есть, видимо, мне повезло. Хотя никакой радости от встречи с редкой тварью я не почувствовала, в отличие от самой зверушки, которая аж тряслась и при этом бойко лопотала что-то приятным сопрано.

– Но парле итальяно! – машинально сказала я, обломав неземной синюшке кайф первого контакта. – Спик инглиш, плиз!

– О, прекрасно! Кто вы и откуда? – приятное сопрано послушно перешло на инглиш.

– Я Индия, – сказала я крайне коротко, потому что мама в детстве учила меня не разговаривать с незнакомцами.

Замечу: при этом она имела в виду землян! А тут – такое!

– Индия?! О, прекрасно!

Синюшка возбужденно подпрыгнула и перелетела на другой конец дивана.

– Зяма! – встревоженно позвала я.

Фиг ее знает, это синюю живность, вдруг она нехорошая и чем-то повредит моему брату!

Мне не хотелось потерять Зяму раньше времени. Я не чувствовала в себе готовности противостоять опасностям заграничного путешествия в одиночку.

– Замбия? – по-своему повторило за мной сопрано.