Ваня+Даша=Любовь
Шрифт:
– Давай лучше поговорим, – предложил я.
– Ты не хочешь, чтобы я стала твоей женой?
Она отступила на два шага, там оказалась незастеленная койка, и Даша опустилась на нее – поднялась пыль, страшно заскрипели пружины. Она вскочила, перепугавшись, и крикнула:
– Ну вот! Ты во всем виноват!
Край халатика попал в ржавую пружину, Даша рванулась, как из пасти злой собаки, халатик затрещал и разорвался.
Я кинулся ей на помощь, хотел освободить край халатика, но девушка
– Уйди! Это все из-за тебя, дурак! – кричала она. – Это же не мой халатик! Мне его Машка дала! Что теперь будет, что теперь будет!
Даша стала быстро собирать с постели простыни, сорвала наволочку с подушки и быстро свернула белье в скатку, потом подхватила сумку, платье, все падало у нее из рук, как у клоуна на арене, который таким образом смешит зрителей. Мне было совсем не смешно, но и останавливать ее я не стал – что бы я сейчас ни сделал, она все равно еще больше рассердится.
– И как я могла! – повторяла Дашка. – Как я могла быть такой дурой! Не подходи ко мне!
Я не подходил и молчал, чем еще больше ее злил.
В конце концов – хотя прошло-то, наверное, не больше минуты – она собрала в охапку все свое добро и кинулась к двери. Еще несколько секунд она воевала с задвижкой, потом вылетела в коридор и почему-то заявила оттуда:
– Никогда!
Кажется, так говорил ворон в стихотворении Эдгара По. Невермор!
11
Я не хотел возвращаться в наше отделение.
Мне все было противно.
Потому что жизнь прошла и кончилась неудачно. Надо было сказать Даше, каких мужей и детей подготовила ей судьба в лице очаровательной Марии Тихоновны. Но жалко человека.
А меня кто пожалеет?
За последние два дня я преодолел в себе страх перед Институтом. Меня воспитали таким робким: за пределы отделения – ни-ни! Нечего нам там смотреть. Мы – супермены, мы – герои! Паспорта? Какие еще паспорта? Мы живем в центре мира и не желаем его по пустякам покидать.
Здорово нас воспитывал Григорий Сергеевич!
Я поймал себя на том, что готов занять место скептика Лешеньки.
Значит, не так уж глубоко мы были кондиционированы, если я стал другим в считанные часы.
Теперь я уже не боялся.
Я не спеша шел по коридору. Не таясь, заглянул в палату к маршалу.
Рядом с ним у приборов дежурила молоденькая, незнакомая мне сестра.
– Как его фамилия? – спросил я, будто мне положено было задавать такие вопросы.
– Господин Муслимов, – пискнула сестра. – Акбар Махмудович.
– Правильно, – сказал я. – Коммерческий пациент?
В палате было полутемно, чтобы свет не мешал реципиенту.
– Я не знаю, – сказала сестра. – Спросите у завотделением.
– Спасибо, –
И сразу исчез, чтобы не отпечататься в ее памяти. Впрочем, это уже не так важно.
В следующей операционной горел яркий свет.
Дверь приоткрылась, и, когда оттуда выходила хирургическая сестра, я увидел в щель самого Костандиева – ведущего хирурга. «Он – господь бог трансплантации, – сказал как-то про него Григорий Сергеевич. – Он берется только за сложнейшие операции.
Что случилось?
Неужели «Наутилусу» суждено лишиться еще одного матроса? Кто из нас? Почему мне не сказали?
Я поспешил в отделение.
Только не я!
Я испугался?
Да, я испугался. До сегодняшнего дня мне было все равно – умереть или жить. Лучше погибнуть настоящим самураем. А теперь я хочу жить?
Я очень хочу жить.
Я буквально ворвался в наше отделение.
На табуретке возле кладовки сидела, скорчившись, санитарка Оксана. Она тихо плакала, и ее узкие плечи крупно дрожали. Я даже не сразу ее узнал.
– Ты что? – спросил я.
– Иди, дурачок, иди, – ответила она не сразу.
Что еще случилось?!
Должно было что-то случиться. Мой мир начал рушиться, а я ехал верхом на лавине и знал, что в любой момент она накроет меня с головой.
– Ленку жалко!
– Кого?
– Ленку нашу.
– Что случилось?
– Под машину попала.
– Когда?
– А как «бегунок» оформила, вышла, и тут же на улице, перед больницей… И сбежал, гаденыш. Даже номера никто не запомнил! Ну кто на такой скорости по центру ездит? Их же вешать надо!
Только что, утром, она говорила с доктором. Ее уволили.
И сразу погибла?
И никому ничего о нас не расскажет?
Я хотел, чтобы она рассказала?
Да, оказывается, я этого хотел. В глубине души я надеялся, что Лена не станет молчать. Ведь если она сделала Володичке укол, она уже решилась.
Ребята собрались в нашей спальне.
Десять человек.
Нас осталось всего десять… Десять негритят резвились на просторе. Один из них утоп, ему купили гроб…
– Ты про Ленку слышал? – спросил Рыжий Барбос.
– Оксана сказала. Для кого готовят операционную?
– Готовят? – Я их удивил. Они об этом не слыхали. Василек сказал:
– А ты, Иванушка, сходи к своему доктору. Ты же с ним дружишь! Он тебе и скажет: нужна нам головка Рыжего Барбоса.
– Помолчи! – рассердился Барбос.
– Я не дружу с доктором, – отрезал я. – Я ваш брат.
– А я уж начал сомневаться, – сказал Василек.
– Не лезь к Ваньке, – сказал Черный Барбос. – Будем между собой кусаться, им легче будет нас сожрать. Они же бессовестные.