Ваня+Даша=Любовь
Шрифт:
В конце концов, ничего особенного не произошло.
Я ни в чем не виноват.
Может ли чувствовать себя виноватым человек, который выполнил свой долг? Разоблачил предателя в наших рядах…
Почему же мне так неловко и хочется куда-то бежать, остановить несправедливость?
Я поднялся и сказал Барбосам:
– Сидите и никуда не ходите. И так несладко.
Я вышел в коридор. Свет горел в полную силу, хотя давно пора бы его потушить.
В спальнях тоже слышны голоса. Но свет погашен.
Я
Мне надо было увидеть Григория Сергеевича, пока он не ушел домой. Мне надо было объяснить ему, упросить его забыть мои глупые слова. И не сердиться на Лешеньку.
Ординаторская была пуста.
Врачей я нашел в перевязочной. Или малой операционной – называй как хочешь. Каждому из нас пришлось провести здесь немало часов. Потому что наши тела должны быть безукоризненны! Мы – надежда Земли. Там был и Лешенька.
Он полулежал в смотровом кресле, глаза прикрыты, вялый, из уголка рта течет слюна.
Руки прикованы к подлокотникам кресла.
Но говорил спокойно, разумно, словно по своей воле.
– Нас не интересуют твои мысли, – сказал доктор Григорий Сергеевич. – Я скажу тебе откровенно – важнее понять, насколько их разделяют твои братья.
– Мы мыслим почти одинаково, – сказал Лешенька, не раскрывая глаз.
– Вот это неправда, – сказал доктор. – Ложь. Мы поймали
тебя по доносу твоего брата.
– Иван все же не выдержал! – В голосе прозвучала усмешка, но на лице она не отразилась. – Он влюбчив, он избрал вас отцом, как котенок избирает себе хозяина. Мы же все разные.
– Мне лучше знать, насколько вы разные. Но я был убежден, именно моя политика откровенности и сплачивает нас в общем деле.
– Ах, оставьте, доктор! – возразил Лешенька. – Никакого общего дела не существует. Есть ваша корысть, есть ложь, ложь и еще раз ложь!
– Алексей, – предупредил Григорий Сергеевич, – остановись, иначе я буду вынужден принять меры.
– А вы их и так примете, – парировал Лешенька. – Потому что вы меня боитесь. Ведь для всего клона я – его член. И с каждой новой смертью доверие к вам съеживается, как шагреневая кожа…
– Ты не мог этого читать! – вдруг завопил, буквально завопил Блох.
– По телевизору смотрел, – признался Лешенька.
На этот раз он говорил неправду. Я знал, откуда у него эта книга. Ее нам санитарка принесла. Ничего в ней такого не было, но почему-то она была запрещена. Может быть, они боялись, что мы ощутим сходство судьбы того человека и нашего клона.
– Не хотите такого сравнения, – сказал Лешенька, – сравните нас с подводной лодкой «Наутилус».
– Почему? – спросил Блох. Он не понял.
– Потому что там становилось все меньше матросов, пока не остался один
– Остроумно, – заметил Григорий Сергеевич. – Очень остроумно. Меня сейчас интересует еще один вопрос: с чего ты решил, что мы зарабатываем деньги на вашей судьбе?
– Я в этом уверен.
– Но почему?
– Все великие шпионы пробалтываются… Григорий Сергеевич обратился к сестре Леночке:
– Пройди по спальням, погляди, хорошо ли они спят?
– Сейчас, – отозвалась Лена и осталась на месте. Ей куда интереснее было послушать бунтаря.
А Лешеньку стоило послушать. Я сам слушал его с интересом.
– Я подозреваю, что ваш проект с самого начала был коммерческим.
– Чепуха, чепуха, чепуха! – Доктор Блох легко возбуждался. – Где вы найдете деньги на такой проект? Только государство Может поднять наш Институт.
– Государство, – парировал Лешенька, – это скопище людей, заинтересованных в сохранении определенного порядка вещей.
– Мы вырастили философа!
Как будто радостная фраза, но при этом Григорий Сергеевич так развел руками и склонил вбок голову, что ясно стало – обошлись бы мы без философов.
– Я не знаю, сколько у вас таких клонов, как наш, – сказал Лешенька, – но думаю, что не один.
– Всего три, – ответил Григорий Сергеевич. – Два мужских и один женский.
– Не важно, – сказал Лешенька. – Главное, что вы – убийцы.
– Вот это перебор! – крикнул Блох.
– Вы же создали клон, вы нас вытащили в двадцатилетнюю жизнь, но не для того, чтобы научить и помочь человечеству… хотя бы солдатами! Нет, вам нужны идеальные трупы.
– Лена, – сказал Григорий Сергеевич, – я же велел тебе пройти по спальням. Я не хочу, чтобы какой-нибудь любопытный идиот подслушал нас.
А я находился в каком-то ступоре. Я понимал, что Лена сейчас выйдет в коридор и увидит меня. Понимал, но не двигался с места, так как эта угроза меня не касалась.
И когда Лена вышла в коридор, я шагнул в сторону, чтобы уступить ей дорогу.
– Иван? – удивилась она. – Ты что здесь делаешь?
– Сейчас уйду, – ответил я.
– Надеюсь, – сказала Лена. – Беги быстрей. Ты ничего не слышал.
– Это я на него сказал, – сообщил я.
– Доносчиком больше, доносчиком меньше, – сказала Леночка, круглолицая худышка с широкими бедрами, в туфлях на каблуках. – Вы все тут такие, мотыльки.
– Почему мотыльки? – вдруг обиделся я.
– Потому что дунет погода – и нет вас. А ну, беги! Нельзя в больнице ходить на каблуках, но сестры, у которых
хорошая фигура, носили туфли на каблуках.
Она отнеслась к моему покаянию равнодушно, будто знала. Но слово «доносчик» – обидное слово, я не думал раньше, что мне будет так неприятно его услышать. Тем более что я не был