Варфоломеевская ночь
Шрифт:
— Значит, в случае провала ваших планов неизбежно возобновятся гражданские войны?
— Да, Анриетта, но вряд ли при этом Фортуна улыбнется папистам, ведь Д'Амвиль объединил в единую протестантскую федерацию весь юг страны, и ему подчинились католики, которые боятся второй Варфоломеевской ночи, когда избивать будут их. «Memento mori» [61] .
Герцогиня тяжело и порывисто вздохнула.
— Остается надеяться, — произнесла она, сжимая ладони Маргариты, — что удача улыбнется вам, и заговор не будет раскрыт.
61
Помни
Глава 2
Новый план побега
Страсти накалялись. Алансон кипел жаждой деятельности и торопил Ла Моля воздействовать на умы сообщников — семейство Монморанси. Сам маршал непосредственного участия в заговоре не принимал, но являлся как бы руководящим мозговым центром операции, наиболее деятельными участниками, которой являлись младший брат Гильом де Торе и племянник виконт де Тюренн [62] .
Семейству Монморанси была от всего этого прямая выгода. В случае провала операции его оставили бы незамеченным, несмотря на родство с королевским домом; Алансон же заверил, что, став королем, отдаст все места, занимаемые Гизами, семейству Монморанси и раздаст им другие самые высокие должности при дворе.
62
Гугенот, 19 лет от роду, в будущем маршал Франции и герцог де Ла Тур Д'Овернь. Этот будет служить Генриху Наваррскому, проживет долгую жизнь и, весь израненный и искалеченный в битвах за отечество и за своего короля, умрет уже при Ришелье.
Итак, спустя некоторое время после знаменательного диалога двух подружек в особняке Монморанси состоялась другая встреча. Беседовать предстояло о том же, но члены были другие, и интимные мотивы не имели места. Состав участников: сам маршал Франсуа де Монморанси, его супруга Диана, Гильом де Торе, виконт де Тюренн, Лесдигьер, Шомберг.
— Хорошо, что вы не привели с собой Ла Моля, — проговорил маршал, обращаясь к Тюренну и Торе, — чем меньше людей будет в поле его зрения, тем лучше для всех. Кстати, чего ради он согласился участвовать в этом деле; только ли потому, что служит герцогу Алансонскому?
— Ему обещали чин капитана и поместье в Иль де Франс.
— Чушь! Он сделал это по просьбе Маргариты Наваррской, в которую страстно влюблен.
Присутствующие решили, что виконт сказал это из ревности: всем известно о его любовной связи с Марго.
— Что думает он предпринять для спасения принцев? — продолжал Монморанси. — Или, вернее, каков план Алансона, ведь это он бурлит идеями, как суп на плите? Говорите вы, брат.
— Мы встретились с Ла Молем вчера ночью, — отозвался Торе. — Вот план, который они придумали вместе с герцогом и который одобрили король Наваррский и Конде. Как известно, двор сейчас в Сен-Жермене, таково было пожелание короля, заявившего, что ему там будет лучше, чем в Лувре. И действительно, состояние его здоровья настолько улучшилось, что он даже возымел желание поохотиться с соколами. Алансон одобрил это мероприятие, но лишь затем, чтобы отвести подозрения, иными словами, ослабить надзор за своей персоной и Генрихом Наваррским со стороны
— Ла Моль передал наше предложение?
— Да, и он согласился.
— Люди, о которых я вам говорил, виконт, оповещены? — спросил маршал у Тюренна.
— Они готовы к выступлению и ждут сигнала.
— Сколько их?
— Сто человек, как вы говорили.
— Среди них нет сомневающихся или, быть может, предателей?
— Все они солдаты, с ними четыре капитана. Это гугеноты, и они готовы сражаться за своего короля. Я дал им половину ваших денег, и они сказали мне, что готовы разрушить замок до основания и, если потребуется, выкрасть саму Екатерину Медичи вместе с королем. Другую половину они получат после выполнения задания.
— Совсем нелишняя мера предусмотрительности, — заметила Диана Ангулемская. — Гугеноты бедны, и теперь они возьмутся за дело с удвоенным усердием.
— Все ли на лошадях, Торе? — обратился герцог к брату. — Хватило ли тех денег?
— Вполне, — ответил Гильом. — Барышники доставили отборный товар — андалузские жеребцы. Их не так-то легко догнать, и когда погоня достигнет только Мо, король Наваррский будет уже в Седане, где его ждут немецкие принцы.
— Не теряйте с ними связи, Торе. Седан — единственное убежище для короля и Конде.
— То же самое сказали мне и они. Теперь союзники ждут только наших действий и выражают надежду, что, в отличие от первого, этот план удастся.
— Только бы не смалодушничал Алансонский, — снова подала голос Диана. — Планы его громадны, но душа мелкая и низкая. Случись неудача — и могут полететь головы; не его, конечно, ибо он бросится мамочке в ноги вымаливать прощение, но другие, которые верят ему.
— Слепо верят ему только двое, — сказал Лесдигьер, — Ла Моль и некий Коконнас, его приятель.
— Это еще кто? — засмеялась Диана, услышав странную фамилию.
— Какой-то итальянец-авантюрист. Ненавидит гугенотов, но, тем не менее, охотно помогает Ла Молю.
— Шпион Екатерины Медичи? Чем иным это объяснить?
— Ничем. Они просто друзья, вот и все. Как мы с Шомбергом.
— Кому он служит?
— Оба они коноводы у герцога Алансонского.
— Дальше? Кто еще верит Месье? Король Наваррский?
— Он ему не доверяет, однако готов использовать его стремление в своих целях. С виду они очень дружны и всегда держатся вместе, хотя и посещают одну и ту же любовницу. Боюсь, как бы именно она не послужила причиной их взаимной неприязни друг к другу.
— Но этот Ла Моль… Скажите нам, Лесдигьер, — проговорил маршал, — как может доверять Генрих Наваррский человеку, который спит с его женой? А ведь он наверняка знает об этом.
— Знает, монсиньор, так же, как и все обитатели Лувра.
— И что же?
— Он равнодушен, его не интересуют амурные дела супруги, он занят собственными, которых у него тоже хватает с избытком.
— Не довели бы они его до беды, — мрачно изрек маршал. — С женщинами всегда надо держать ухо востро, от них исходят наши беды. К тому же готов поручиться, что все его пассии — шпионки королевы-матери, приставленные, чтобы следить, передавать интересующие ее сведения, которые он нет-нет, да и выболтает в объятиях одной из них, и отвлекать его от помыслов о побеге, всецело направляя его стремления к победам на любовном фронте.