Варфоломеевские ночи
Шрифт:
Раздались женские вопли: «Боже мой! Ах, ох, спаси нас, Господи! За что нам такая участь?» Николай Второй тоже бормочет: Господи, Боже ты мой! Что же это такое?
— А вот, что это такое! — произношу я и вынимаю пистолет. — Это вам за брата нашего дорогого и любимого Володи Ленина, за Александра! И тут я нажимаю на курок. Мне последовали и другие выдающиеся сыны социалистического отечества.
— Так нас никуда не повезут? — слышится приглушенный голос врача Боткина.
— Повезут, повезут — всех и тебя, голубчик, — горовю я и всаживаю ему пулю в живот. — Я вижу, как падает
— Стой, прекратить огонь! — командую я. Стало тихо, аж в ушах звенит. Вдруг из правого угла комнаты выходит девушка, прикрытая подушкой, и говорит:
— Меня Бог спас. Слава тебе, Господи.
Это служанка Демидова. Шатаясь, поднимается одна из царских дочерей, закрываясь подушкой: в пуху увязли пули. Проклятье. Что делать?
– Отомкнуть штыки и прикончить всех — раздается мой голос, звучащий громче пуль.
Тут застонал царевич Алексей. Я двинулся к нему и десять раз проткнул его штыком. Мои соратники приблизились к царевнам и вонзили им в грудь острые революционные штыки. Последних мы добивали Татьяну и Анастасию.
— Довольно! — радостно произнес Ленин. — Картина ясна. Хотя, нет, нет и еще раз нет! Я хочу знать, как выполнено мое распоряжение расправиться с Елизаветой Федоровной, супругой московского генерал-губернатора. Кто доложит? Голощекин, ты?
Голощекин стал дрожать от страха, а потом, глядя на Кацнельсона, чьим именем будет назван город на Урале, невыразительно произнес:
– Яша Михайлович Куцыйкальсон лучше знает. Я расправлялся с семьей Николая Второго, а Кальсон руководил ликвидацией остальных членов царской фамилии. Он раньше нас с Никулиным сделал эту работу, Владимир Ильич.
– Товарищ Свердлов, почему молчишь?
– вытаращил глаза главный убийца всех невинных.
– Вождь мировой революции все должен знать в мельчайших подробностях. Это архи важно, товарищи. Может ты эту Елизавету, сестру супруги Николая Второго обнимал и целовал. Мне говорили, что она была невинная. Как это так: быть замужем и остаться девственницей. Ложь и еще раз ложь. Ее мужа московского генерал-губернатора еще раньше прикончили великие люди России в 1905 году и не без моего участия. В общем, Кацнельсон-Муцнельсон, докладывай, насколько ты был тверд.
Кацнельсон высморкался в грязный платок, достал засаленную записную книжечку с красными пятнами на обложке.
– Дело было так, товарищи. В апреле 1918 года в один из религиозных праздников монахиня Елизавета Федоровна была арестована по моей команде и увезена в Пермь. Этот вопрос был согласован с вами, Владимир Ильич. Именно вы требовали ее немедленного ареста и национализации золотых украшений монастыря. За ней добровольно поехали две послушницы Яковлева и Янышева. С монахиней вывезли и арестованных великих князей Иона, Игоря и Константина в сторону старой заброшенной шахты. Связав руки и ноги, их всех бросили живыми вглубь шахты. Ну, в общем, все.
– Почему не расстреляли?
Все убийцы во главе с Лениным пустились в пляс, но уже через несколько минут стали задыхаться и расселись по своим местам.
– Благодарю вас, вы свой долг перед социалистической Родиной выполнили, как полагается, товарищ Свердлов! Надо всем памятник поставить на Родине там, где они родились.
— Правильно, Владимир Ильич. Но нам надо принять Постановление об увековечивании памяти выдающихся революционеров. Тогда все начнется с нас, а потом дойдет и до таких, преданных революции и социалистическому отечеству стрельцов как Юровский, Никулин, Медведев, Голощекин, Войков и другие работяги СиКа.
— Готовьте Постановление, товарищ Кацнельсон, то есть товарищ Свердлов, прошу прощения. Я это Постановление подпишу без задержки. Оно будет опубликовано во всех газетах и журналах. Кстати, газеты и журналы прошлого режима закрыты, товарищ Троцкий?
— Все давно закрыты, Владимир Ильич.
— Этим занимается Джугашвили-Сталин?
— Джугашвили…, он сложный человек.
— Какой же он сложный? А кто грабил награбленное, вернее, экспроприировал Тифлисские банки и приносил нам огромное количество золотых рублей, когда нам было трудно? Или вы не помните? Товарищ Джугашвили перспективный человек. Он, правда, плохо говорит по-русски, но это неважно. Я сам не очень симпатизирую, будем так говорить, симпатизирую русскому языку и русским тоже. Русский язык надо сделать интернациональным, перемешать надо все языки. Немцы должны понимать русский язык, а русские дураки немецкий. Когда мы победим во всех уголках мира, я перенесу столицу в Швейцарию или в Германию. А Россия… — это страна дураков.
— Я полностью согласен с вами, Владимир Ильич, — произнес Юровский, хлопая в ладоши и снова пускаясь в пляс. Ему последовали Кацнельсон, Бронштейн, потом ввалился Дзержинский, Бонч- Бруевич. Ульянов-Ленин был в середине, в кругу своих соратников и единомышленников. Все плясали вокруг дорого Ильича, но потом и он начал плясать.
Вскоре они подхватил его на руки, благо он был невысокого роста, щуплый, с большой лысой головой и сощуренными глазами.
— Да зд…аствует ми…овая…еволюция! — кричал он.
— Да здравствует мировая революция! — повторяли соратники.
— Где Джугашвили? — спросил Ленин.
— Мой здэс! — ответил Джугашвили, открывая дверь.
— Ты нам станцуешь лезгинку, — сказал Ленин.
— Моя будэт танцевать на фронт, на гражданский война. Когда гражданский война начнотса? Кто будэт командовать войсками на гражданский война?
— Троцкий, кто же еще?
— Троцкий враг револуций, — сказал Джугашвили.
— Товарищ Юровский! Джугашвили есть царский сатрап. Прикончи его, получишь звание: лучший стрелок, — произнес Троцкий, тараща глаза.