Варфоломеевские ночи
Шрифт:
– Товарищ Авилов, за нарушение дисциплины на собрании Совета народных комиссаров - штраф пятнадцать рублей. Где Фотиева? А... болтает. Сейчас вас удалю, ей-ей удалю, чертова болтунья. Товарищи, не будьте пособниками империализма. Это архи важно, товарищи. Комиссар Луначарский, выйдите вон!
Зал ненадолго затих, потом опять началось. Люди с винтовками демонстративно стали расхаживать по залу, выкрикивать: да здравствует Ленин, а кто-то даже произнес: надо сменить Ленина на посту председателя Совета народных комиссаров.
Ленин взбешен. Он требует революционного суда
Заседание продолжалось весь день с кратким перерывом на обед. Ленин к вечеру так устал, задремал, подперев подбородок ладонями рук. Когда прошел шепот, что надо бы сменить его на посту председателя Совнаркома, он вдруг взбодрился, вскочил, поднял руку вверх и произнес:
– Революция может быть в опасности. Товарищ Дзержинский, куда вы смотрите? Очистите зал от меньшевиков, эсеров и всяких там социал-демократов. Революция не потерпит никакого бунта! Наша партия сильна как никогда. Если в феврале нас было 23 тысячи, то сегодня нас уже 350 тысяч.
– Уря-а-а!
– заревел зал.
Эсеры и меньшевики были удалены из зала, выведены из правительства, а некоторые, наиболее непослушные, арестованы и преданы суду военного трибунала.
– Кто там играет в карты? Товарищ Дзержинский, за игру в карты - расстрел на месте! Вывести и расстрелять!
С этого времени в зале всегда царила тишина. Если Ленин говорил очень долго и нудно, в зале могло раздаваться только сопение. За то, что человек дремал или даже посапывал на собрании, Ленин не расстреливал.
На следующий день вождь не явился на заседание совнаркома. Зато позвал к себе самых близких соратников - Дзержинскгого, Бронштейна, Джугашвили, Кацнельсона, Луначарского, Рыкова, Дыбенко и Антонова.
– Будем вооружать массы вместо армии?
– был первый его вопрос к соратникам.
– Пока мы находимся в состоянии мира с Германией по заключению Брест-Литовского договора этого нельзя делать, Владимир Ильич, - сказал Антонов-Овсеенко.
– Немцы - наши друзья, они нам помогают во всем. Благодаря ним, мы не только совершили переворот, но удерживаем советскую власть, - привел Ленин убедительный довод.
– А если начнется гражданская война? Уже первые признаки дают о себе знать, - сказал комиссар по военным делам Овсеенко.
– Тогда отменить вооружение масс. Создать и вооружить армию. Немедленно, именем революции создать армию!
– Офицеры царской армии не пойдут служить в части Красной армии, если мы ее создадим.
– Пойдут. У меня созрел такой план. Товарищ Дзержинской! вы со своими отрядами приходите в офицерскую семью, подвергаете аресту всех - жену, детей, отца, мать офицера и держите за решеткой до тех пор, пока офицер не дает согласие служить в нашей армии. Если он сопротивляется - расстрелять всех, всю семью. Офицера можно повесить на площади, чтоб все видели и боялись.
– Как мудро Владимир Ильич, я думал приблизительно так же, но после вас, конечно. Моя мысль не могла появиться раньше вашей. Это никак невозможно. Признаться, я думал несколько иначе. Мы приходим в семью царского офицера, не примкнувшего к революции, отсекаем правую
Ленин смотрел на Дзержинского смеющимися глазами, потрепал его по плечу и произнес:
– Ай да молодец Феликс, железный Феликс, - га...га...га! Но, товарищи, у нас есть еще одно препятствие на пути к достижению нашей цели, - Ленин оглядел всех и каждого и задерживал взгляд до тех пор, пока соратник не опускал глаза.
– И кто бы это мог быть, как вы думаете, товарищи.
– Мировой буржуазии, товариш Лэнын, - произнес Сталин на ломаном русском.
– Вот и нет, товарищ Коба. Препятствием на пути к достижению, точнее к пожару мировой революции и окончательному утверждению советской власти в России, этой проклятой стране, является Учредительное собрание. Как мы могли допустить, чтобы всякие русские интеллигенты типа Чернова, а не мы верховодили Учредилкой. Мы интеллигенцию свергли вместе с буржуазией. Должен сказать, что интеллигенция - это говно. Пройдет немного времени, и мы их выселим из страны, чтоб не воняли. Итак, что вы думаете об Учредительном собрании, товарищи?
Все опустили головы. Вдруг Зиновьев поднял руку.
– Това...ищ Зиновьев, валяйте.
– Владимир Ильич! Учредительное собрание - это одна из форм правительства народного доверия. Весь мир смотрит на нас. А чтоб никто не мог обвинить нас в узурпации власти, мы не должны разгонять эту Учредилку. Кроме того, там есть и наши люди, коммунисты. У меня все, позвольте сесть, Владимир Ильич.
– Постойте, товарищ Зиновьев! Никакой параллели советской власти нет и не должно быть. Вся власть досталась нам коммунистам, и мы не намерены делиться этой властью с кем-то еще. Это противоречит нашей революции, учению Маркса-Энгельса-Ленина. Понятно вам, товарищ Зиновьев? Железный Феликс, моя правая рука, где ты?
– Вышел на малый нужда, - ответил Сталин.
– Иди, позови его, Коба! А, вот он идет. Послушай, Феликс, от имени ЦК приказываю: в ближайшие дни организовать разгон Учредительного собрания, а я обосную это теоретически. Я назову брошюру "О роспуске Учредительного собрания". Пусть пролетарские массы, которые уже видят, что представляет собой Учредительное собрание, еще раз убедятся в том, что только пролетариат, который завоевал власть народа, имеет моральное право вести массы к светлому будущему. А это - мы, не так ли, товарищи члены Политбюро?
При слове "Политбюро" все стали шушукаться. Это мудрое слово так понравилось шайке бандитов, что они, не долго думая, вскочили, долго аплодировали, а затем подошли к раскланивающемуся вождю, схватили на руки и стали подбрасывать его к потолку.
А что касается Учредительного собрания, то оно уже через неделю было разогнано. Народ встретил это известие как узурпацию власти кучкой ленинских головорезов, и стал оказывать сопротивление бандитам.
Ленин тут же выступил с выдающейся речью, в которой доказывал, что социалистическая революция немыслима без гражданской войны.