Вариации на тему "Песни Песней" (эссе о любви)
Шрифт:
Жизненная связь с пред-лежащим миром. Прикосновение к телу, которое составляет жизнь и отвергает смерть, дарует все, и предотвращает ничто. Оно является силой жизни и не ограничивается только удовольствием от пищи — любовный опыт младенца не заканчивается этим. Если бы телесное удовольствие не сопровождалось любовной полнотой материнского присутствия (в слове, ласке, любом жесте нежности, заботы), связь тогда гарантировала бы выживание — не жизнь. Ребенок бы тогда никогда не вошел в мир людей, в мир языка и символов, субъектной самотожественности и имен.
Отправная точка желания, пища, первоначальный «признак» жажды жизни — до и от красоты. То, что называется «признаком», является радикально первичным проявлением логоса, зовом —
Появление знака преобразует желание в требование. Знак «свидетельствует» о желании, заявляя о возможности ответа на желание. Присутствие Другого означает нечто большее, чем нужда в пребывании вместе, большее, чем биологическая потребность воспроизведения. Знак показывается там, где находится Другой, чтобы обозначить отправное желание жизни, которое имеет слово. «Жизни бессмертной, нескончаемой, жизни, у которой нет нужды ни в каком телесном органе, жизни естественной и неразрушимой».
Путь к жизни проходит через Другого. Присутствие Другого — возможность связи, то есть жизни — есть «место», в котором показывается первый знак, слово желания. Слово, которое образует субъект — носитель желания. Появление знака, предпосылка и отправная точка связи «рождает» субъект. «Субъект рождается постольку, поскольку на поле Другого появляется знак» — возможность ответа на желание. Факт связи «рождает» субъект, придавая предрасположенности способа его существования к связи конкретный характер. И слово становится способом осуществления связи.
Изучение того, как рождается слово. В результате исключаются всякие возможности отождествлять субъект с чувственным индивидуумом, телом, индивидуальным интеллектом, эмоциональной одаренностью. Прежде мысли, оценки, воображения существует желание, которое преобразует субъект в логосное бытие. То, что мы называем субъектом, является любовным фактом, и так является любовным фактом, то является и логосным бытием.
Движение любви по направлению к жизни осуществляется с помощью слова, и это осуществление составляет субъект.
Первый знак из того места, где находится Другой — обещание пищи. Пища — прикосновение к материнскому телу, любовная полнота жизненного присутствия. Однако, значащая пища и обозначаемое присутствие не даны ребенку постоянно и непрерывно. Присутствие изменяется в отсутствие, находка в потерю. Жажда жизни с самого первого момента становится утком в этой трагической диалектике. Чувственная непосредственность связи и пребывающее вне связи одиночество, вкус жизни и смерти.
Жажда жизни и вкус смерти, — однако, и продвижение по направлению к жизни, переплетенное с напористым устремлением по направлению к смерти. В одном и том же утке желания. У ребенка существует инстинктивная потребность сделать присутствие матери постоянным, превратить связь в обладание. Постоянно и непрерывно иметь свой собственный источник пищи, возможность жизни. Обладать матерью, и способ, которым он пытается овладеть ею, состоит в том, чтобы с неимоверной жадностью поглощать материнское молоко. Это потребность заменить риск связи уверенностью обладания — жизненное возношение мнимой независимостью. Первые шаги по лезвию жизни — и напор смерти противоборствует потоку жизни.
Бесконечно малое материнского присутствия противостоит смертельному упрочению эгоцентризма, превращает напористость в благое взыскание,
В каждом любовном призыве оживает жизненное вожделение пищедательного присутствия, вожделение жизни, которое обуславливает нашу собственную субъектность. Мы влюбляемся всегда так, как голодали бы младенцы. Попавшиеся в ловушку утка, бегающего между определенными потребностями и безграничной жаждой связи. Прежде всякой мысли, оценки, представления, соизволения, чувства. Все эти энергии или функции уже впоследствии соотносятся с «любовной силой» нашей природы. Силой жизненной и животворящей: обуславливающей субъект и творящей новые субъектные существования.
Любовная связь природы является единственной и единой, нерасчлененно живой и животворящей. Вот почему гомосексуализм отчленяется от любви кесаревым сечением извращения: функционально он отлучен от двусторонности жизненного и животворящего. Он имитирует жизненную возносительность любви путем использования не по назначению природной животворящей силы. Подобно приему пищи без действия пищеварения. Направление жизненного потока по ложному руслу, насилие над естественным и реальным со стороны пустого и ложного ощущения. Обоюдоострый путь существования и жизни, увековечивания природы и личностного бессмертия, превращенный в противную жизни и существованию страсть, попавшийся в ловушку извращенного мечтания. Безусловно, мы должны иметь великое сострадание к этому трагическому увечью. Однако никакая любовь или терпимость не подменяют реальное извращенным и мнимым.
Любовь есть направляющая сила жизни. Это означает хождение по лезвию смерти. Вероятность того, что каждую секунду может произойти отпадение от связи в утилитаризм, соскальзывание к потребности моего «Я» мысленно «пожрать» Другого. Поэтому перенесенная уже на уровень сознания любовная эквилибристика между жизнью и смертью заставляет компенсировать инстинктивные желания упражнениями воли. Признак упражнения опять прослеживается в первоначальном материнском присутствии. В примере отречения от своего «Я», который воскрешает ребенка к жизни, в которой есть место связи: в мир языка и символов, субъектной самотожественности и имен.
Сила любви есть природная возможность, напор, поток, челнок жизни. Она воплощается в личностное событие возлюбленной инаковости только как причина свободы от необходимости. Сознательная аскеза любви, отказ от претензий, подвиг освобождения от определенной необходимости ради неограниченной связи. Расширение наслаждения, преодолевая рамки природы, до непрестанного личностного общения.
В связи ребенка и матери постепенно также вырисовывается роль отца. Она имеет решающее значение в дифференциации и осознании ребенком своей субъектности, предотвращает его мечтательное отождествление с материнским телом — расширяет и раскрывает жизненную связь до общественного явления. Личности отца и матери отображаются в душе ребенка как образцы психосоматического различия, которое делает возможными жизненную связь, восполнимость, поэтическую способность жить. Отец и мать, «архетипы» различия в жизненной связи, нестираемые знаки нашей личной согласованности в динамике различения друзей.