Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль

Анисимов Сергей

Управляющий огнем задержал второй залп до момента, когда у скрывающейся в тени у кромки горизонта узенькой полоски корабля-цели встали тонкие карандаши всплесков, затем дал еще один залп и почти сразу же третий. С четвертого он перешел на поражение, и пять следующих залпов последовали с минимальными интервалами, заполняемыми ложащимися в ту же цель снарядами «Кронштадта». Затем стрельбу задробили, и оба корабля отвернули мористее, куда уже оттянулся «Чапаев», ощетинившийся выставленными в разные стороны стволами своих универсалок.

Ночью отрабатывали стрельбу с прожекторами,

играли водяную и пожарную тревоги, пытались оторваться от остальных кораблей эскадры, проверяя бдительность несения вахты, уклонялись от «замеченных перископов» – в общем, развлекались как могли. Утром провели еще одну артиллерийскую тревогу, но без стрельбы. Затем были зенитные стрельбы по низколетящим воздушным целям – задачу усложнил прошедший вдоль строя старый Р-5 с дымаппаратурой. К вечеру состоялись еще одни стрельбы средними калибрами всех трех кораблей по самоходной управляемой цели.

А утром корабли эскадры уже стояли на кронштадтском рейде, заслоненные от берега цепочкой серо-стальных «семерок» [63] отряда легких сил. От трапов отвалили командирские катера, устремившиеся к причалу, где стояла группа моряков с золотыми погонами на плечах. На подходе катера скопировали боевой строй эскадры, имея головным катер линкора с развевающимся на корме вице-адмиральским флагом.

Взбежавшего по деревянному трапу Левченко Кузнецов искренне обнял. Комфлота Трибуц, серый от недосыпания, сдержанно поздоровался, пожав руки сначала вице-адмиралу, а потом командирам кораблей. На нескольких машинах доехали до штаба, где в течение четырех часов разбирали итоги маневров, обмениваясь сдержанными похвалами и менее сдержанными комментариями по поводу неудач.

63

Эскадренный миноносец проекта семь («Гневный»).

Линейный корабль провалил первые ночные стрельбы вспомогательным калибром, зато в дневных стрельбах главным ни разу не опустился ниже положенного для отличной оценки процента попаданий, дважды перекрыв лучший результат «Кронштадта» раза в полтора. Авианосец два раза четко перехватил «атакующие» корабли эскадры самолеты, его бомбардировщики один за другим уложили все восемь пятисоткилограммовых бомб в контур изображающей вражеский крейсер мишени, но зато Осадченко, командир «Чапаева», в предпоследнюю ночь учений умудрился сунуться почти под самые стволы заходящих на линейный крейсер эсминцев благодаря неправильно разобравшему семафор сигнальщику.

Нарком ВМФ нашел время лично поблагодарить командиров боевых частей и старших офицеров всех трех кораблей «тяжелой бригады», а также командиров крейсеров, эсминцев, катеров и эскадрилий флотской авиации, давших возможность первым так замечательно и интересно провести время. К вечеру этого же дня он убыл в Москву. Оставшиеся занялись текущими флотскими делами, в основном заключавшимися в мелком ремонте и отладке различных систем на побывавших в походе кораблях.

В Москве совещание Ставки было

назначено на десять вечера, и прибывший в столицу в середине следующего дня Кузнецов приехал в Кремль к девяти, чтобы успеть поговорить с Новиковым.

Войдя в комнату, он сразу же понял, что случилось что-то плохое. Это чувствовалось по атмосфере, в которой витала опасность. Поискав глазами главмаршала авиации, он нашел его вполголоса разговаривающим с Шапошниковым. Вообще все говорили очень тихо, почти шепотом – как беседуют, когда кто-то умер.

Кузнецов, однако, не привык долго раздумывать над подобными проблемами и полным ходом направился прямо к беседующим.

– Здравствуйте, Борис Михайлович, – тепло поздоровался он со старым маршалом. – И здравствуй, Александр Саныч. Случилось что, я вижу?

– Здравствуй, Николай Герасимыч. Хорошо, что вернулся. Случилось, как же…

– В Москве или?..

– Нет, на севере. Помнишь, как раз перед твоим отъездом обсуждали перенос усилий на северное направление, с наращиванием ударов вдоль Балтийского побережья с выходом к Килю?

– Еще бы!

– Кажется, немцы нам вмазали. И как раз там.

– Черт…

– Похоже, сорок восьмой армии конец.

– Черт… Черт… Когда это случилось?

– Вчера. Без всякой подготовки. Фронт нормально шел вперед, и тут они долбанули. До сих пор не могу опомниться, как это случилось. Со Ржева такого не было…

– Борис Михайлович, успокойтесь. Я уверен, что все нормально будет.

– У тебя в Ленинграде ничего слышно не было? – спросил Новиков.

– Да нет, откуда? Я последний день в Кронштадте провел, а потом сразу сюда.

– Ну нельзя было так! Нельзя! Я же говорил! – Шапошников повысил голос, на него обернулись.

Немедленно после этого в комнату вошел Сталин. Быстро поздоровавшись с присутствующими, он прошел к своему столу и, усевшись, молча показал рукой Василевскому на уже открытую карту.

– Вчера в шесть часов утра, – начал Василевский, – немецкая четвертая армия генерала Госбаха при поддержке части сил второй армии Вейса и седьмой танковой армии нанесла мощный контрудар по войскам второго Белорусского фронта, в течение двух первых часов полностью прорвав позиции сорок восьмой армии генерала Гусева и раздробив их на несколько изолированных участков. Семнадцатая стрелковая дивизия полковника Гребнева дерется в полном окружении и несет тяжелейшие потери. Третья армия генерала Горбатова, – он показал ее положение на карте, – попыталась деблокировать дивизию, но вынуждена была перейти к глухой обороне и, по последним данным, прочно удерживает позиции в районе Лауэнбурга.

Пятидесятая армия генерала Болдина, понесшая тяжелые потери в предшествовавших боях, оказалась неспособной противостоять удару и с боями отходит к югу. Против нее сейчас действуют по крайней мере две полнокровные германские механизированные дивизии – восемнадцатая и дивизия «Великая Германия». Некоторые части армии дерутся в частичном окружении, и существует риск, что ее позиции также будут прорваны.

– Что предпринимается для восстановления положения? – спросил Сталин после тяжелого молчания.