Вариант Пинегина
Шрифт:
Шелепа пытался возразить, Пинегин опять прервал его:
— Я слушал тебя до конца, выслушай и ты. Самое важное у нас впереди.
Теперь он перешел к тому, о чем размышлял во время поездки на Имаргу. Он раскрывал душу «Варианта Пинегина», сокровенное в нем. Нет, дело не только в том, чтобы построить еще два-три завода, прибавить десяток кварталов в городе. Задача много шире. Они отвоевали для советского человека маленький уголок дикой природы, создали своеобразное предмостное укрепление па Крайнем Севере. Надо дальше потеснить природу, возродить
— Ну как, убедил я тебя? — спросил Пинегин. Он не сомневался, что против его логики не удастся выдвинуть возражений. Он вспомнил старое изречение: «Свет освещает и самого себя и тьму». Простым рассуждением он показал достоинства «Варианта Пинегина» и — одновременно — поверхностность доводов его критиков.
Шелепа сидел склонив голову, ничего не ответил. После нового вопроса Пинегина Шелепа сказал:
— Все это убедительно, конечно, Иван Лукьянович. Но металлургию в наших местах нужно строить все-таки по новой схеме.
— Тогда объяснись еще раз, — с неудовольствием проговорил Пинегин. — Возможно, я чего-нибудь не уловил.
Шелепа повторил старые аргументы, все то, что Пинегин уже слушал и опроверг. Пинегин сухо подвел итоги:
— Значит, так. Держаться любого мнения ты вправе — твое личное дело. Но, как штатный работник проектной конторы, обязан разрабатывать утвержденный вариант. Не хочу больше слушать о ваших неладах с Вертушиным. Все, товарищ Шелепа!
Шелепа встал, покраснев и раздраженно блестя глазами.
— Думаю, не только мое личное дело, Иван Лукьянович. Считаю своим долгом поставить вас в известность, что я написал докладную записку в Госплан и собираюсь ее отправлять.
Пинегин долго не сводил взгляда с разозленного лица Шелепы.
— Не о записке речь, отправляй куда хочешь. Повторяю, твое дело. Я спрашиваю, кончатся наконец споры, начнется ли дружная работа?
Шелепа пожал плечами:
— Работать я обязан, обязанности свои нарушать не собираюсь. Но и мнения свои буду отстаивать, не считаясь ни с чем.
Пинегин принимал решения быстро и уж не пересматривал их. Не раздумывал он и тут.
— Завтра подашь заявление. Увольняю тебя из комбината. Мотив подбери сам — ущемлять не буду: состояние здоровья или там детки на южные пляжи запросились.
Шелепа не поверил. Он побледнел, у него перехватило дыхание.
— Вот как? — спросил он. — Выгоняете за критику?
— Не за критику. Критикуй сколько влезет, никому не возбраняется. За то, что отказываешься наладить дружную работу. Знаю, во что теперь выльется твоя деятельность:
8
На другой день к Пинегину приехал расстроенный Волынский.
— Иван Лукьяныч, что же это такое? — сказал он с укором. — Ни за что ни про что увольняешь дельного инженера!
— Во-первых, не дельного, а бездельного, — возразил Пинегин. — А потом, почему ни за что ни про что? Именно за это самое — за безделье. И «про что» есть — чтоб проектные разработки пошли наконец по-настоящему. Или ты против проектирования?
— Я не против проектирования. Именно поэтому и отстаиваю Шелепу: он из лучших наших проектировщиков.
Пинегин насмешливо покосился на него.
— Это кто тебе сказал? Он сам, конечно? Умеет человек рекламировать себя! Вертушина послушать, совсем по-иному выходит.
— Вертушин, однако, его не увольняет, — не уступал Волынский. — Вертушин ссорился с Шелепой, но не требовал освобождения его от работы.
Волынский продолжал настаивать. Пинегин рассердился.
— Знаешь, Игорь Васильевич, — сказал он, — твоя должность, конечно, такая — обязан быть другом человеков и защищать их права. Но склоки в проектной конторе и ты не обязан защищать, а суть в этом, не желает он дружно работать. Только поэтому и приходится с ним расстаться.
— Работать он не отказывается, — заметил Волынский. — А если обосновывает достоинства своего варианта, не вижу еще в этом плохого, в споре выясняется истина.
— Никаких нет споров. И мы с ним не спорим.
— То есть как не спорите, Иван Лукьяныч?
— Так. Не спорим — и все! Ибо нет никакого его варианта, а есть один вариант, разработанный нами с тобой и утвержденный министерством. О чем тут спорить? Надо выполнять — и только! А выполнять искренне, с душой он не хочет — здесь корень зла, в сотый раз тебе повторяю.
Волынский минуту раздумывал. Пинегин, сдвинув седые брови, наблюдал за ним.
— Ладно, — скапал Волынский. — В конце концов, это твое право — увольнять и перемещать своих работников в зависимости от обстановки и в интересах дела. Важно, чтобы не было нарушения законов или личной неприязни.
— Рад, что разобрался. Прямого нарушения законов нет, косвенного — тоже. И личной неприязнью не пахнет. А дело выиграет, если мы этого Шелопута, или Шелепу, отстраним от дела. Об этом можешь не беспокоиться. Значит, кончим на этом?
— Не совсем, Иван Лукьяныч, — ответил Волынский. — Я когда ехал сюда, подозревал, что разубедить тебя не удастся.
— Удивительная проницательность! Ну, и что ты надумал в предвидении того, что я от своего решения не откажусь?
Волынский спокойно ответил:
— Собираюсь взять его в горком партии, в промышленный отдел. Там у меня нужен толковый инженер. Шелепа к тому же — член пленума, сам ты голосовал за него на конференции.
Пинегин уставился на Волынского, потом рассмеялся: