Варианты будущего
Шрифт:
Он извинился перед женой за сорванные планы на вечер, — та, едва выслушав оправдания мужа, тотчас признала их уважительными и, проводив его до дверей, твёрдо заявила, что дела государственные важнее театра. Ободрившись напутствием супруги, учёный сел в спешно поданную машину и отправился во дворец.
На министерской стоянке учёный заметил машину генерала, и это обстоятельство сразу вызвало в нём неприятное чувство тревоги. Что здесь делает этот старый солдафон? Неужели ему снова придётся объяснять регалистому дураку очевидные вещи?
Быстро темнело. Солнце уже коснулось горной
У входа его встретил сенешаль и проводил в вечерний кабинет Императора.
Император, заложив ладонь за борт лёгкого кителя без знаков отличия, прохаживался вдоль ряда из семи высоких в потолок окон, за которыми раскинулся внутренний императорский сад с небольшим озером; вдоль аллей и на набережной озера включились электрические фонари. Поравнявшись с пятым по счёту окном, Император бросил долгий задумчивый взгляд сквозь идеально прозрачное стекло, после чего обернулся вполоборота и угрюмо взглянул на вошедшего учёного.
— А, это вы, мой друг… — невесело сказал правитель. — Я вас как раз ждал…
— Ваше величество.
— Прошу вас, проходите… — Император указал рукой в направлении округлого эркера, расположенного в углу кабинета, на стыке двух внешних стен дворца; днём это была самая светлая часть в помещении. — Садитесь… — кивнул он на одно из стоявших там кресел, а сам сел в другое, такое же, стоявшее напротив.
Учёный сел и выжидающе посмотрел на Императора. В голове его при этом, не переставая, крутились разные предположения, в которых, так или иначе, участвовал генерал. Наиболее вероятным было предположение о том, что старому вояке удалось что-то разузнать о проекте, и он тут же всё выложил правителю.
— Сегодня до меня дошли кое-какие слухи о вашем проекте… — произнёс Император и осёкся, ожидая, что учёный дальше всё сам расскажет.
— Полагаю, источником этих слухов стал генерал? — уточнил учёный.
Учёный, всегда прямолинейный в частных беседах с Императором, во многом этой своей прямотой заслужил расположение к нему последнего. В отличие от генерала, графа и большинства других чиновников, учёный не был подхалимом и не отличался угодливостью.
Так уж повелось в этом мире, что холуи и льстецы часто достигали служебных высот, становились генералами и министрами, верно служили своим монархам, но никогда ни один правитель не питал к таковым искреннего расположения, если только не был дураком. Ибо только низкие хамы и дураки могут любить льстецов и подхалимов. Император же не был ни тем, ни другим.
— Верно, — ответил Император. — Как вы догадались?
— Видел его машину.
Правитель согласно покивал и перешёл к главному:
— Шпионам генерала удалось установить подслушивающее устройство в Академии наук. Им удалось записать ваш разговор с ведущим проект профессором, и генерал лично привёз мне плёнку.
— И что же из содержимого этой подлой плёнки вас смутило?
Небрежно закинув ногу на ногу, Император откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на учёного:
— Вы сказали, что я не дождусь ответа… Как это следует понимать?
Учёный не ошибся в своих предположениях.
— Ну, что ж, — задумчиво
— Давайте, мой друг, покончим с этим.
— Послание, — сказал учёный, — пришло из области межзвёздной пустоты, лежащей в сотне световых лет от нашего мира… — Он прямо посмотрел на Императора и добавил: — То есть, иными словами, свет оттуда летит к нам примерно сто лет.
— Стало быть, — подумав, сказал Император, — наш ответ будет получен Человеком через столько же?
— Да.
— И это всё, что вы от меня скрыли?
— Да.
Правитель некоторое время молча смотрел в окно.
— И… ничего нельзя поделать с этим? — наконец спросил он.
— На сегодня науке неизвестны способы обхода этого ограничения, — покачал головой учёный. — Свет, — сказал он, помедлив, — способен двигаться во внешней пустоте с чудовищной скоростью, но и скорость эта ничтожна, в сравнении с теми расстояниями, что лежат между звёздами… Вот, например, взять наше светило… Свет, испущенный им, достигает нашего мирового шара лишь через одиннадцать с половиной минут. То есть, если бы наше светило вдруг внезапно погасло, мы бы ещё одиннадцать с половиной минут продолжали видеть его в небе…
Учёный замолчал, глядя перед собой. Лишь спустя долгую минуту, Император ответил ему:
— То, что вы сказали, страшно.
— Да. Очень страшно, — медленно кивнул учёный. — Меня повергают в трепет эти расстояния… Мне страшно думать, что где-то там… — он посмотрел сквозь окно эркера на уже достаточно потемневшее небо, на котором проступили первые звёзды, — рождаются и погибают миры, жители которых обречены на вечное одиночество… Я уверен, для них рано или поздно наступает время, когда они начинают понимать то, что только недавно поняли мы: они понимают, что не одни и понимают, что никогда, никогда они не смогут дотянуться до собратьев по разуму… и причина, по которой они этого не смогут сделать — та, которую я сейчас назвал — скорость света. Ничто не способно обогнать свет. Это невозможно, неосуществимо в принципе…
— Если только не стать бессмертными… — произнёс Император.
— Да, как Человек.
— Теперь я понимаю, почему вы так хотите, чтобы мы ответили ему.
— Прошу вас, скажите это!
— Потому, — продолжил Император, — что такая возможность может оказаться единственной. Если мы промолчим сейчас, наши потомки могут не дождаться другой такой…
— Сменятся поколения, изменится лицо мира, пройдут тысячелетия, сотни тысячелетий, тысячи тысячелетий, солнце померкнет и мир скуёт лед… а потом наступит смерть…
— Мне страшно, друг мой, — тихо сказал правитель. — Страшно за этот мир, над которым меня поставил Господь. — Он посмотрел в сторону, в окно, за которым горели гирлянды фонарей; их отражения блестели ровными полосками на озёрной глади. Учёный мельком взглянул на Императора и заметил, как глаза могучего атлета со стальными от седин волосами блестят от затянувшей их влаги. — Мы обязаны ответить, — помолчав, сказал он. — И пускай мы с вами умрём от старости, и дети наши умрут, но те, кто придут после, встретят его.