Варианты от Ментора
Шрифт:
– - Бекасиной дробью? В медведя? Не идиот. Ружьё в лодке, рядом патроны.
Против течения лодка шла натужно. Подошли к заправочному танкеру.
– - Эй, живые есть на борту? Мармуда, ты там?
– - Кто спрашивает? Дешевого топлива нет!
– послышался голос на палубе.
– - А у тебя никто и не спрашивает дешевого. Качественного отпусти!
Через леер перевесилась голова.
– - Ой! Егорыч! Ты же вроде как с утра на своей посудине был, а сейчас на "маломерку" пересел? Махнул что ли?
– - Ага. Не глядя. Ключ в ключ. Чего
С борта свесился канат. Егорыч мастерски завязал его вокруг ручки канистры, дёрнул.
– - Вира!
Канистра поднялась наверх. Через пять минут спустилась вниз. Капитан перелил бензин из канистры в бак двигателя, потом снова отправил на заправку канистру.
– - На мой счёт запиши. Домой пойду - заправлюсь и эти две канистры оплачу.
– - Сделаю! Лишнего тебе не запишу. Михалычу наше с кисточкой! А это что за парень у тебя?
– - Моторист мой новый.
– - А штаны чего мокрые? Обделался с испугу-то?
– - Неудачно лодку от берега отталкивал вот и в воду оступился.
– - Вона оно чо! Понятно. Бывает! Покедова!
– - И тебе не кашлять!
Когда отошли на приличное расстояние, Иван спросил:
– - Отчего Вы не рассказали про меня, что я... это... медведя встретил.
– - Зачем? Чтобы потом всё пароходство потешалось? И тебя называли "гадким утёнком"?
– -Почему "утёнком"?
– - Пошёл на утку охотиться и обгадился. Поэтому и "гадкий утёнок". Прозвища в армии и на флоте приживаются навсегда. Вон, на танкере Мармуда заправляет. А почему он Мармуда? Никто уже и не помнит. Но посмотришь на него и понимаешь, что иначе и не могла назвать его. Мармуда он и есть Мармуда. И откликается он на неё.
Вернули лодку. Поднялись на борт своего судна. Оставшееся время Егорыч обучал Ивана теории судовождения и жизни на судне. Гонял по всему судну, заставлял запоминать многочисленные названия, как действовать в аварийной обстановке.
Затем началась погрузка груза. Это были контейнера. Под замком, опечатанные. Сверху на контейнеры поставили два новых автомобиля. Оставшееся пространство на корме было забито коробками с консервами.
Егорыч лично смотрел, как опускали портовые докеры контейнеры. Крепил к палубе. Автомобили также лично крепил. Ворчал, что центр тяжести высок. Осадка низкая. На советы, чтобы убрал балласт с киля, посылал советников так далеко и виртуозно, что Иван поневоле пополнил свой словарный запас новыми идиоматическими выражениями.
Погрузка окончена. На очереди выстроилась уже вереница судов.
– - По местам стоять согласно вахтенному расписанию! Отдать швартовы! Ну, с Богом!
– капитан широко перекрестился и крутанул штурвал.
Иван принял канаты, которые сняли с портовых кнехтов, уложил на палубе, как его учил Егорыч. Потом бегом спустился в машинное отделение. Первым делом проверил, задраены ли иллюминаторы. Капитан строго-настрого запретил открывать. Никогда! Рассказал, как несколько судов на Байкале затонуло из-за открытых иллюминаторов,
Казалось бы, ну, река, не море же! Но Енисей - единственная река в мире, которая течет не по ходу вращения Земли, а наоборот. Амазонка тоже так течет. Но всего 140 километров, а Енисей - 700. И не на Юг, а на Север. Четверо суток до Дудинки, или, как его называли речники "Лос-Дудинка", а если идут в Игарку - то это "Нью-Игарка". Ивану показались месяцем. Когда ночью Егорыч ему командовал:
– - Парень! Отбой! На сон четыре часа!
Иван засыпал уже в полёте к своему топчану - рундуку.
Но как-то втянулся. Научился спать вот так, короткими паузами. Капитан строго требовал от него неукоснительного выполнения своих обязанностей. Поначалу он гонял по устройству двигателя, правилам его эксплуатации. Требовал, чтобы станки все были смазаны, обслужены. В машинном отделении он требовал почти стерильной чистоты.
Затем Егорыч перешёл к обучению Ивана устройству судна. От самой высокой точки - антенны до балласта, расположенного в киле.
И не просто, а назубок.
Мог внезапно показать огоньком зажжённой папиросы:
– - Что это за хрень? Быстро! А это что за пимпочка, и на хера она нужна?!
Сидеть не было времени. Егорыч требовал, требовал, требовал.
Потом он начал обучать азам судовождения. И опять нещадно требовал. Когда Иван допускал ошибку, то получал подзатыльник или чувствительный удар в плечо, спину. Несколько раз ему хотелось всё бросить, но, помня, что его ждёт, закусывал нижнею губу и делал, что требовал капитан.
На третьи сутки, под вечер, внезапно налетел шквалистый ветер. Он начал раскачивать судно в бортовой качке. Капитан стал разворачивать судно, пытаясь поставить его носом к волне. С кормы раздался треск.
– - Быстро проверь груз!
– взревел Егорыч, ворочая штурвалом.
Иван рванул наверх, в дождь, качку, ветер. Непогода заливала глаза. Казалось, что вытяни руку - и не увидишь пальцев. Всё мокрое, осклизлое. Качка, ветер сбивал с груза тело Ивана. Он цеплялся, пыхтел, тужился, но лез наверх.
Большие коробки, расположенные наверху, еле держались. Удерживающие фалы лопнули.
Автомобили уцелели.
В машинном отделении лежали запасные цепи лебёдки.
Иван, чуть не сломав шею, скатился с груза, ринулся в рубку:
– - Фалы наверху лопнули. Груз вот-вот сорвется. Я сейчас цепи запасные...
– - сбиваясь, прохрипел он.
– - Давай, давай, сынок! Давай! Сам!
– кричал капитан, борясь с непогодой.
Ивану удалось, борясь ветром, качкой, закрепить груз. Он несколько раз поднимался наверх, рискуя сломать себе шею или просто вывалиться за борт.
Ветер стих, дождь пошёл тише, волна немного успокоилась.
Иван сидел на палубе, прижавшись спиной к грузу. Он выбился из сил. Не мог даже подняться, чтобы спуститься вниз. Просто сидел, положив руки на палубу, и тяжело дышал.