Варвар
Шрифт:
– Десять тысяч сестерциев.
– Боже мой, парень!
– воскликнул Каламус.
– И посмотри на свою фигуру! Чтобы заработать столько, нужно выиграть двадцать боев, а я ни разу не видел, чтобы толстый ублюдок выигрывал хоть раз. Или сын легата, если уж на то пошло.
Паво нахмурился. Он не одобрял отношение тренера к военным. Его отец Тит был в некотором роде героем для своих людей - настоящим солдатом - в отличие от тупиц и аристократов, занимавших большинство высших постов в легионах. Тит еще больше расположил к себе людей своим интересом к гонкам на колесницах, и его часто можно было увидеть в Большом цирке, подбадривающим
Двадцать лет безупречной службы, и Рим отплатил Титу, приговорив его к смерти. Задняя часть горла Паро вспыхнула от возмущения при воспоминании о том, как тело его отца было вспорото кончиком меча, а его внутренности вырваны убийцей, в то время как оглушительные аплодисменты толпы жаждали крови.
– Гладиаторы не строят форты и не маршируют в походах, - пророкотал Каламус, отходя от Букко и обращаясь ко всем новобранцам, сразу: - Не заблуждайтесь, когда вы лежите задницей на песке, а какой-то ублюдок приставил лезвие к вашему горлу, ваши товарищи не бросятся вас спасать. Гладиаторские бои — это кропотливое мастерство, девочки. Это не искусство, как говорят некоторые назойливые люди. Искусство для женщин или, что еще хуже, для греков. Гладиатор выходит на Арену один, и единственная разница в том, уйдет ли он сам, или его придется утаскивать оттуда крючками. Гладиаторы сражаются один на один. … Букко, почему ты поднял свою гребаную руку?
– Хочу спросить, Когда нас покормят, господин?
Вопрос заставил Паво вздрогнуть. Он вдруг понял, как проголодался - утро было долгим. На рассвете их отвели в медицинский пункт для тщательного осмотра медикусом , греком с тусклыми глазами по имени Ахей. Во время последовавшего бесконечного ожидания рекруты были напряжены и обеспокоены, потому что не знали, что их ждет.
– Ты будешь есть, Букко, когда я тебе скажу. Ты будешь гадишь, когда я тебе скажу, и ляжешь спать, когда я тебе скажу. Ты даже не имеешь права думать, не получив моего разрешения. Понятно?
– Да господин!
Каламус мотнул головой на толпу мужчин под выходящим на север портиком. Паво отметил их чрезмерно развитую мускулатуру и сильно израненные торсы. Тренер подозвал одного из них к себе.
– Амадокус!
Ветеран повернулся к Каламусу и, кряхтя, направился к нему. Паво посмотрел на мужчину. У него была белая как мел кожа, распущенные светлые волосы и более темная борода, сбритая на щеках. Его мышцы четко выделялись. Вены бежали, как веревки, вниз по его предплечьям и шее. Он остановился рядом с Каламусом, когда тренер указала на его шрамы.
– Скажи этим недоноскам, сколько боев ты провел.
– Тринадцать, господин, - ответил он на латыни с сильным акцентом. Паво заметил, что в глубоко посаженных глазах ветерана таилось упрямое, враждебное выражение.
– А сколько раз ты проигрывал, Амадокус?
– Ни разу, господин.
– Ни разу!- Тренер просиял от гордости при ответе, отметил Паво, когда Каламус повернул свой ледяной взгляд обратно на рекрутов.
– Вы, жалкие ублюдки, посмотрите на изуродованное лицо этого человека, который все время сражается.
Каламус кивнул ветерану.
– Это все, Амадокус.
– Да, господин, - ответил фракиец без всякого выражения на лице.
Паво смотрел, как Амадокус возвращается к толпе ветеранов, а Каламус свирепо смотрел на новобранцев. Тренер глубоко вздохнул и повернул голову в сторону балкона, выходящего во двор.
– Теперь встаньте по стояке смирно, … все. Ваш ланиста, Вибий Модий Гурджес, хочет представиться.
Каламус отошел в сторону. Паво вытянул шею и увидел, как на балконе появилась фигура. У него было маленькое лицо с тонкими губами и глубоко посаженными глазами. Его кожа была туго натянута на скулы. Он положил руки на бортик балкона и некоторое время с любопытством смотрел на Паво, прежде чем обратиться к новобранцам.
– Каламус - ваш наставник, ваш тренер. Он превратит некоторых из вас в легенды Арены, , если позволят боги, - сказал Гурджес, переводя взгляд с Паво на остальную группу.
– Но я ваш хозяин. Я владелец ваших тел и душ. Вы все дали торжественную клятву быть наказанными огнем, скованными цепями, избитыми и преданными мечу. Некоторые из вас выполнят это обещание еще до конца года. Несколько счастливчиков проживут немного дольше. Большинство римлян считают вас отбросами общества. Но я так не считаю. - Гурджес поднял голову к небу и сложил руки перед лицом.
– Я вам завидую.
Гурджес остановился и глубоко вздохнул: - Я завидую вам, потому что у вас есть шанс умереть славной смертью. В Риме, как некоторые из вас знают, нет большей чести. Толпы будут приветствовать ваше имя. Женщины захотят быть с вами. Даже некоторые мужчины захотят быть вами. Дети будут рассказывать о вас еще много лет после того, как ваша кровь иссякнет.
Гурджес помолчал. Коварная улыбка тронула уголки его рта, когда появился раб, неся серебряный поднос с единственным кубком вина. Ланиста взял его и поднял тост за новобранцев.
– За ваш успех, - сказал он.
– Или нет.
Он осушил вино одним глотком и кивнул Каламусу.
– Начинай занятия.
– Приступить к тренировкам! – рявкнул Каламус на рекрутов.
– Новобранцы к палусам. Шевелитесь!
Паво с тяжелым сердцем зашагал к деревянным столбам посреди тренировочной площадки. Столбы находились в нескольких шагах от солнечных часов, используемых для измерения продолжительности каждого упражнения. «Тренируются как обычные легионеры», - подумал Паво. Его привилегированная жизнь трибуна в Шестом Легионе внезапно показалась далеким сном.
– Только не ты, богатенький мальчик, - приказал тренер. Паво остановился как вкопанный и бросил озадаченный взгляд на Каламуса.
– Есть проблема?
– Ланиста хочет поговорить с тобой, - ответил Каламус.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Домашний раб провел Паво по широкому коридору со сводчатым потолком, выкрашенным в яркие цвета. В конце раб повернул налево и остановился перед дверью с бронзовыми панелями и столбами, обшитыми резным мрамором. Замысловатая мозаика на полу изображала гладиаторский бой между двумя бойцами в легкой броне с кнутами руках.