Варвара. Трилогия в одном томе

Книга первая

Ярко-оранжевый диск светила скромно выглядывал из-за кривоватой кромки леса, осторожно лаская животворящим теплом деревенские сады.

– Кху…ар…ра…ку, – противно заорал навстречу солнцу на окраине Ольман то ли на курином, то ли на индюшачьем старый ободранный петух, выдернув на мгновение из забытья, дремавшего на переднем сиденье майора в засаленном кителе.

Густой аромат расцветающих абрикосов

приятно убаюкивал не желавшего возвращаться из сладкой дремы старшего участкового, умудрившегося отключиться, пока водитель довез его из районной больницы к месту происшествия.

– Приехали, – сообщил старшина, специально резко нажав на тормоза служебного автомобиля, чтобы его пассажир наконец-то соизволил проснуться.

Майор резко открыл налитые кровью глаза, и в который раз пожалел, что не стал агрономом…

Когда оперативный дежурный позвонил ему в три часа ночи и сообщил, что необходимо срочно подниматься и ехать разбираться по обстоятельствам травмирования Васьки Вечорко, которого местные называли за глаза Танцором, Вениамин Стрибульский решил, что тот в очередной раз налакался самогонки и упал с трактора либо пьяный опять танцевал возле магазина так, что его прихватила эпилепсия.

«К врачу ее свозить, что ли?», – закончив разговор с дежуркой, подумал Вениамин, переваливаясь через натужно храпящую жену.

«Или отдать кому… в хорошие руки?», – мелькнула у него мысль, пока он рассматривал, занимавшие большую часть двухспальной кровати, телеса своей Ангелины.

Спустя несколько минут, затраченных Вениамином на составление прогнозов развития альтернативных событий и оценку возможных рисков, тот пришел к выводу, что без бабы, хоть и старой, и очень часто нудной, в хозяйстве не обойтись. Он тяжело вздохнул и, стараясь не скрипеть служебными туфлями, вышел во двор встречать дежурную машину.

Через полчаса, сидя в реанимации у больничной постели, Вениамин растерянно рассматривал истыканное пластиковыми трубками худосочное тело Васьки и лихорадочно пытался сообразить, как правильно написать на бумаге фразу без использования нецензурных слов.

Наконец-то в голове у него что-то щелкнуло, и он с облегчением вывел:

– «О том, что у меня отсутствует половой орган, я узнал только от врача».

Довольный собой Стрибульский пробежал глазами по последнему предложению и продолжил «колоть» потерпевшего, который еще не совсем отошел от наркоза.

– Кто тебе хозяйство отрезал? Баба твоя? – нахмурил брови Вениамин, повысив голос.

– Т…с…с… – тут же болотной гадюкой зашипела на него дежурная медсестра, поправляя простынь на скукоженной бабушке, сипевшей в противоположном углу палаты аппаратом искусственной вентиляции легких.

– Не помню я…я…я… – жалобно простонал Васька.

– Что случилось? Говори! – шепотом негодующе захрипел старший участковый. – Какую-то бабу в дом притащил, так тебе Валька хозяйство и обкромсала?

– Нет не она… – заскулил, иссушенный циррозом

мужичок, когда-то считавшийся в Ольманах завидным женихом.

– А кто? Ты же не помнишь ничего! – увеличил децибелы Вениамин.

– Тс…с…с… – недовольно скривила злое лицо медсестра.

– Не помню я, – выдохнул бедолага. – Помню, что пил возле магазина с Петро, потом с Кучерявым, потом танцевал возле клуба, а потом… я уже в больнице.

– Васька, смотри у меня, – набычился Вениамин, поднимаясь с больничного стула. – Сядет твоя Валька за членовредительство, сядешь и ты за дачу ложных показаний, – пообещал на прощание Стрибульский, направляясь к выходу из палаты.

Теперь, сидя в машине, он с ненавистью таращился на своих подчиненных – капитана Сеньку Вайтеховича, непосредственно обслуживавшего деревню Ольманы, и младшего участкового прапорщика Храпицкого Егора, которого перевели к нему на участок из патрульной службы совсем недавно, как только тот заочно закончил Полесский университет.

Судя по доносившимся голосам, они проводили допрос с пристрастием Валентины – жены Танцора, которая, сидя на завалинке возле выцветшей желтой стены их перекошенного дома, тихонько плакала, уткнувшись лицом в свои исковерканные тяжелой многолетней работой ладони.

Вениамин обреченно вздохнул и, придерживая живот, вывалился из машины, оставив дверь открытой. Стараясь не шуметь, тихонечко зашел во двор и осторожно направился к коллегам.

– За что, ты, ему женилку отрезала? Говори! – сурово чеканя каждое слово, вопрошал Сенька.

– Ничего я ему не резала, – не отрывая лица от мокрых ладоней со скрюченными артрозом пальцами, отвечала женщина. – Он пришел вчера поздно вечером пьяный, как свинья, и упал в лужу за хлевом. Там и остался спать.

– А чего ты его в дом не затащила? – сменив суровый тон на сочувствие, спросил Вайтехович, играя, как обычно, в одно лицо одновременно роль и «плохого», и «хорошего» следователя. – Он же мог в той луже захлебнуться.

– И пускай! Пускай бы захлебнулся! – подняла голову Валентина, лицо которой еще сохраняло остатки поблекшей красоты. – Всю жизнь мне испоганил. Как взобрался двадцать пять лет назад на шею ко мне, так и не слазит.

– Записывай, – радостно потирая ладони, обратился капитан к прапорщику: – «Желала своему мужу смерти».

– Гхау, – неуверенно подал голос худой молодой кобелек, сидевший на цепи недалеко от хлева, завидев крадущегося Стрибульского.

– Здорово, Андреич, – обернувшись, поздоровался с ним капитан.

– Здравия желаю, – вытянулся Егор

– Что тут у вас? – откинув конспирацию, недовольно поинтересовался Вениамин.

– В отказе, – доложил Сенька. – Вся кухня и сени в крови, а она не признается.

– Орудие преступления обнаружили?

– Вот, – с гордостью достал капитан из кармана брюк прозрачный полиэтиленовый пакет с маникюрными ножничками.