Варяги и Русь
Шрифт:
На этой горе впоследствии поставили кумира с головой из чистого золота и серебряной грудью. Кумира этого называли Перуном, ему поклонялись язычники, а христиане говорили, что в нём покоится нечистая сила, распространявшаяся по всему бережищу и овладевавшая некрещёными.
Но вот настало время, когда пришёл святой апостол и водрузил крест на высоком холме, взвыла тоща нечистая сила и оставила священный холм, берег и рощу, и чтобы не поддаться могучей силе креста, нечистая сила «отвела русло Днепра от священного холма и предоставила ведьмам простор в затоне Черторыя».
Княгиня Ольга, низвергнув идола, поставила
За Днепром находилось озеро Золоча; далее виднелись пески и холм Лысой горы, где ведьмы собирались в лунную ночь и держали там совет, а язычники у подножия его справляли свой праздник Купалу.
Направо вдали виден был Витичев холм, за который прятался Днепр, а за холмом — часть села Займища; немного левее чернела могила Аскольда. Правее, близ рощи, у Аскольдовой могилы расположено было село Берестовец. Ещё далее, за ручьём Лыбедью, виднелись сёла Шулавщина и Добрынине с боярскими теремами. За ними находилось княжеское Перевесище и холм Дира. На левом берегу Лыбеди чернел дремучий лес. За рощей Аскольда светилась Почайна и озеро, с левой стороны которого была каменная могила Олега, а за нею село Предиславино.
Прекрасен был Киев, это преддверие рая, как говорили тогда. И затосковала нечистая сила; ей не нравился водружённый на высоком холме крест, на который она не могла поднять своего взора. И вот вздумала она отомстить. Созвала она всех колдуний и ведьм на Лысую гору, которые и решили воспитывать малюток на «средства и иждивение силы нечистой». Первым опытом такого воспитания, по преданию, был сын князя Рюрика, вторым Владимир и третьим — сын Миловзоры, проклятый отцом.
Поспорив с князем о том, как назвать своего будущего ребёнка, Миловзора занемогла и велела позвать повитуху.
— Не добре, — сказала та. — Знать, злое слово убило младенца.
Когда эта весть дошла до князя, он закручинился и пожалел о своём проклятии, но было уже поздно. После этого он сказал своей матери, княгине Ольге:
— Не любо мне, княгиня-матушка, в Киеве: хочу за Дунай... Посажу Ярополка в Киеве, а Олега в Деревскую землю и сам пойду на стол великокняжеский в Переяславец.
Княгиня Ольга упросила своего сына остаться до её смерти, и он, уступая просьбе матери, согласился; Святослав похоронил мать и после этого, распределив сыновьям уделы, сел в красную ладью, распрощался с жёнами и народом и уехал.
До отъезда Святослава новгородцы просили князя себе, и Добрыня, дядя Владимира, сказал им:
— Просите Владимира; он взором красен, незлобив нравом, крива ненавидит, любит правду.
Новгородцы согласились, выпросили у Святослава князя Владимира и поехали с ним и Добрыней в Новгород.
Когда Владимир подъехал к Новгороду, все вышли к нему навстречу. Посадники и старейшие встретили его у ворот Торжинских, поклонились до земли и поднесли на серебряных блюдах каравай и соль, зверей и птиц, «выпеченных из пряного теста». На реке уже ожидала золочёная ладья с новгородским стягом, и Владимир переехал с Торжинского полу на Волосов, от которого до храма Бога-Света Волоса шла тропинка, застеленная красным
Иди, княже Святославич, в домов Бога,
В домов Бога великого, в хором Бога-Света!..
Мир ти, Боже, мир ти, княже, мир ти, друже!
Слава вящшим, слава людям Новгородским!..
После поклона князю Божерок принял дары княжеские и внёс их в храм: золотую лохань, ларец с драгоценными манатьями и ризами и два блюда с златницами греческими.
Храм был построен из столетних дубов и славился своим богатством. Было поверье, что это тот самый храм, о котором какая-то колдунья сказала, что он «последний храм болвана, что сгинет вера в язычество и кровля божницы обратится в тучное пастбище». Новгородцы не верили этому предсказанию, но слова прорицательницы сбылись: храм разрушился, и решено было на вече построить новый, но вследствие начавшихся в это время раздоров между новгородцами и князем Рогвольдом полоцким, заставившим новгородцев просить себе князя у Святослава, так и не было положено начало для постройки нового храма.
В этом храме стоял древний бог Волос. Лик Волоса был сделан из слоновой кости, а на голове — золотой венец из звёзд; в одной руке он держал стрелы, а в другой жезл; на плечах лежал цветной покров, падавший бесчисленными складками к подножию. По правой стороне стоял стяг жреческий, а перед вратами капища — обетный жертвенник; подле него — жертвенная чаша; налево — стол княжеский с кровлею; направо — стол вещего жреца. По бокам у стен стояли два божка — золотая баба и божич Чур, сын этой бабы, а у задней стены стоял поставец с жреческой утварью.
Наконец Владимир занял своё место; раздался звук трещал и колокола; послышалось пение, жрец подошёл к жертвеннику, взял рог от подножия идола и влил часть вина в чашу, под которой горел огонь. Между тем принесли на одном блюде жреческий нож, а на другом барана, блеяние которого сливалось с звуками пения; его положили на жертвенник. Жрец взял нож и вонзил его в горло агнца, из которого полилась кровь в чашу.
В то время, когда жрец проверял каждую часть внутренностей агнца и окровавленными руками клал их на жаровню, Владимир остановил свой взор на одном из волоковых окон, находившихся у потолка, откуда выглядывало чьё-то женское лицо. Эти окна были сделаны специально для женщин, чтоб они могли смотреть на совершавшиеся жертвы, так как в храм женщины не допускались.
Жрец полил жертву и огонь вином, вспыхнуло синеватое пламя.
В эту минуту хор снова запел, раздался звон колокола и затрещали трещотки, а вокруг храма закричал народ. Затем всё смолкло, и только слышался протяжный гул вечевого колокола.
— Горе, горе нам, — произнёс жрец и, взяв палочки для волхования, раскинул их по ковру, посмотрел на них и произнёс: — Обновится светило, светом пожрёт древо, растопит злато, расточит прахом камение...
Затем он черпнул золотым ковшом из чаши и, поднося ковш князю, сказал: