Варяги
Шрифт:
— Прости, воевода. По делу шла, не знала, что у тебя гость дорогой. Дело-то пустое, завтрева забегу.
Вскочил Аскольд, схватил кубок, медовуха плеснулась через край.
— Воевода, хочу пить здоровье моей бывшей домоуправительницы. Заслуживает того...
— Званка — хозяйка добрая и жёнка славная, — отмолвил Щука. — Выпьем за её здоровье, пусть боги даруют ей много лет жизни. Садись, Званка, — предложил он, показывая глазами на свободный стулец.
Женщина приняла кубок, поднесла к полным губам. Глаза лукаво смотрели на Аскольда. Тот осушил свою чару.
— Рад тебя видеть, Званка,
Поклонившись и поблагодарив за хлеб-соль, Званка вышла. Щука насторожился.
— А скажи, воевода: далеко ли ходили вы с князем Гостомыслом? — спросил Аскольд.
— Дак земля наша обширна, ярл...
— Это я знаю. На юг ходили? Знаешь ли путь туда?
— На юг, к грекам, попасть просто. Любой гость торговый тебя проводит. Путь безопасный, хотя и трудов немалых требует. Как из реки нашей выйдешь, в Ильмень-озеро попадёшь. Ты ж бывал на нём, когда на Плесков ходили, так? — И сам себе ответил: — Так. Только вы правым берегом шли и скоро на тропу свернули, что к кривичам ведёт. А вот ежели серёдкой озера плыть до другого берега, как раз в Ловать попадёшь. Запоминай, ярл, река Ловатью прозывается. По могутности она нашему Волхову не уступает...
По Ловати вверх подниматься станешь. Тут уж рук не жалей, течение-то насупротив будет. По левую руку другая речка попадёт именем Кунья, вёрст за сто с гаком от Ильменя. Куниц там в лесах обилие.
оттого и речку так прозвали. Речка так себе, но и она трудов потребует — на вёслах да шестах идти надобно...
— То меня не волнует, силы у дружинников достанет — заметил Аскольд и незвначай выдал Щуке сокровенное.
Воевода сразу же смекнул: Михолап упреждает — бить варягов, коли на север побегут, Аскольд на юг навострился, Блашко молчит, а о чём Рюрик думает — только богам известно. Замятия в Новеграде предстоит — без сумленья, только кто затевает её? Знать надобно, иначе впросак попадёшь.
Тревога охватила воеводу, но ничем он не выдал её Аскольду.
— Да, воины у воеводы Рюрика добрые, силы им не занимать стать, — спокойно ответил ярлу. — Слушай дальше да запоминай. По речке Куньей до истока поднимешься, дальше водного пути нет.
— Как нет? — спросил Аскольд. — Что ж, пешим идти?
— Зачем пешим? — в свою очередь удивился Щука. — И дальше в ладьях поплывёте. Это по Куньей пути нет. У самого, почитай, истока волок начинается. Ладьи до Жижецкого озера тащить придётся. Путь труден, да невелик. По озеру через протоку в Двину-реку попадёте, по ней чуток спуститесь. Тут отдохнёте. Двина сама ладьи понесёт. Только учти, отдых тот недолгим будет. В речку Касплю, что в Двину впадает, повернуть надобно. Речка совсем плёвая, неприметная вовсе, так что не проворонь, ярл. Впрочем, без проводчиков вам всё равно не обойтись, а они путь знают...
— Ты, воевода, проводчикам доверяешь? — с улыбкой спросил Аскольд и, не дожидаясь ответа, наставительно сказал: — Ярл должен путь лучше проводчиков знать, тогда его никто не обманет... Речкой той, Касплей, куда я попаду?
— Дальше-то совсем просто. Из Каспли ещё один волок — и к Днепру выйдешь. Днепр — река могутная. Греки её Борисфеном
Щука наполнил чары. Но выпить не торопился.
— Ярл Аскольд, говорю-то всё я да я. У меня уж и язык устал. Поведай, что нового в Новеграде?
— Как у вас говорят? Потехе время, работе день? Засиделся я у тебя, совсем хозяина притомил. А Званка-то ждёт, — подмигнул он. — Не сердись. Завтра расскажу.
Обескураженный, Щука вышел вслед за гостем. Уходят бодричи-варяги со словенской земли или не уходят? А гонец Михолапа? Совсем с панталыку сбил Аскольд, будь он неладен. Рюрик дружину в Ладогу прислал, а посаженному и заботы нет. Всё на него, воеводу, свалилось. Ну, Блашко, не печалуйся, коли ладожане тебе кукиш покажут...
После смерти Ждана совсем закручинился закуп Ратько. Манило в родное Залесье, к жене, детям. Старейшина забыл обещание — на просьбы отпустить домой отмалчивается да глядит исподлобья. По льду ещё отправил Блашко вдове Ждана в Залесье хлеба, в просьбе сопровождать его залесчанам отказал. Нарядил своих челядинов. Те съездили благополучно. Из их рассказов поняли закупы, что в поселье худо. Бабы их с детишками зиму кое-как пережили и скотину сохранили, хотя от скотины той одно прозванье осталось — кожа да кости. Ждут мужей — глаза выплакали.
— Завтрева надо в ноги хозяину пасть, пусть домой отпущает, — подал голос Вавила. — Иначе наши там перемрут...
— Отпустит он, жди, — зло откликнулся Ратько. — А и отпустит, так по льду не проберёшься, а открытой воды ещё сколь ждать?
— Нет, мужики, полой воды ждать нам никак невмочь. Берегом пойдём, авось не утонем в зажорах, — твёрдо ответил Вавила. — Идти нам надо не мешкая. Я к тому, что надобно нам, мужики, из Залесья уходить. Блашко теперь нас в покое не оставит...
— Правду молвишь, Вавила, втайне надо уходить, чтобы за лето от новеградских спрятаться...
Утром мужики дождались выхода хозяина. Вавила опустился на колени. Остальные стояли за его спиной понурые, сгорбившиеся. Выслушав слёзную просьбу, Блашко с шумом втянул ноздрями тёплый, пропитанный влагой воздух и неожиданно легко согласился:
— А идите. К вечеру, должно быть, река тронется, садитесь на льдину и плывите. — Повернул голову к почтительно стоявшему в стороне дворскому: — Робить не хотят — не кормить. Припаса на дорогу никакого не давать. Ежели проведаю, что ладью взяли, с тебя шкуру спущу. — И — примолкшим мужикам: — Так-то, мужички, хотел я с вами по-хорошему, а вы-то ишь как заговорили. Не держу, идите со двора. Осенью все долги взыщу, не обессудьте...
Река устрашила мужиков: по заберегам рвалась полая вода.
— Злыдень Блашко, кажись, прав, — сказал Вавила. — Должно быть, седни ледолом начнётся...
— Ладью добрую добыть надо, — решил Ратько. — А сейчас по дворам пойдём, кому что по хозяйству подсобим, с голоду помереть не дадут. Может, и на дорогу хлебцем разживёмся...
Мужики ходили от двора к двору. Новеградцы любопытствовали: что, как да почему? Утолив любопытство, разводили руками — сами живём небогато, а вас звон какая орава — шестеро.