Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
– Что будет? Сейчас узнаешь, – ответил Зван, осматривая наконечник.
– Надо еще подогреть, – со знанием дела посоветовал нурман. – В мясе он быстро остынет.
– Это верно, – согласился Зван. – Но если перегреть – закалка пропадет.
– Не пропадет, – подал голос Йонах. – Если сразу воткнуть – еще лучше будет.
– Ишь ты! Молодой, а дело знаешь! – похвалил рыжий.
– А ты старый, а дурак, – сказал Йонах по-нурмански. – Сдохнешь сейчас бесчестно, как грязный трэль. А мог бы в
– Тем, кто своих предаст, в Валхаллу путь заказан, – тоже по-нурмански ответил рыжий.
– Рассказывай! – фыркнул Йонах. – Ваш Один и есть самый главный предатель. Зря, что ли, его отцом лжи зовут.
– Что ты, хузарский лис, об Одине знать можешь! – презрительно бросил рыжий.
– Знаю кое-что. Третья жена отца моего – из ваших.
– Ври больше!
– Элда, дочь Эйвинда. Эйвинда Белоголового.
– Ха! – воскликнул рыжий удивленно. – Покойник Эйвинд – старший брат жены моего младшего брата. Выходит, мы с тобой – родичи?
Йонах дипломатично промолчал. Пытать родичей – дурной тон.
– Значит, это Элда научила тебя болтать по-нашему? – не унимался Хругнир.
– О чем вы говорите? – спросил Зван, который не знал языка нурманов.
– Мы с ним, оказывается, родственники, – сообщил Йонах.
– Шутишь? – Зван обеспокоился. Родича Йонах жечь не станет. И другому не даст.
– Точно. Он дальний родич моей мачехи.
– Это не в счет, – успокоился Зван. – Ну, с чего начнем? Я предлагаю – с левого глаза.
– Родич, не родич… Это как посмотреть, – возразил Йонах. – Слышь, родич, тебя как зовут?
– Хругнир, – сказал нурман.
Зван удивленно приподнял бровь. До сих пор рыжий отказывался называть свое имя.
– Я думаю, Хругниру ни к чему лишнее сходство с Одином, – сказал Йонах. – Пусть поживет пока с двумя глазами.
– Пусть, – согласился Зван. – Можно ему для начала пятки прижечь.
– Я думаю, – произнес Йонах, – пытками мы всё равно ничего не узнаем от такого храброго воина.
За что удостоился одобрительного взгляда рыжего.
– Еще как узнаем! – возразил Зван, извлекая копье из костра.
– А я думаю – не узнаем! И еще я думаю: не случайно мы с ним родственниками оказались. Это знак свыше. Потому я предлагаю договориться.
– О чем это? – насторожился Хругнир.
– О том, что вот он, – Йонах кивнул на Звана, – берет тебя на службу.
– Это еще зачем? – удивился Зван.
– Что ты болтаешь, гридь? – воскликнул нурман.
– Объясняю, – сказал Йонах. – Наш князь отдал Звану дочку Шишки.
– Вы ее сначала найдите, – проворчал нурман.
– А вместе с дочкой – все, что у Шишки есть: добро, челядь, словом, всех, кто Шишке служил. И тебя, Хругнир, тоже. Надо же Шишкино добро от всяких татей охранять.
– Не
– Я тебя искалечил – я тебя и вылечу, – заявил Йонах. – Мы, хузары, кое-какие лекарские тайны от парсов узнали. После моего лечения нога у тебя будет – сильнее прежней.
– Эй, что ты такое говоришь! – по-печенежски произнес Зван. – Как ты ему ногу вылечишь? С каких это пор ты лекарем заделался?
– Лекарь не лекарь, а кое-что знаю. Вылечу – хорошо. Нет – значит нет. Главное: чтоб он нам сказал, куда твою Любушку увезли.
– Хитер, – одобрил Зван. – Слышь, нурман, – продолжал он на языке руссов, – поклянешься Одином своим, что будешь мне служить?
– Лучше – Тором, – вставил Йонах. – Одином они клянутся, когда соврать хотят.
– Тором так Тором. Клянешься?
– А ты, варяг, поклянись Перуном своим, – заявил нурман. – Я вижу, крест у тебя на шее, так что ты еще и этим богом поклянись, что на службу нас принимаешь.
– Кого это – нас?
– Меня и земляков моих, которые Шишке служили…
– Ну ты наглый, нурман! – воскликнул Зван. – Нет, я тебе все-таки глаз выжгу!
– …А ты, хузарин, – невозмутимо продолжал нурман, – поклянись своим богом, что вылечишь ногу мою. Иначе делайте со мной, что хотите, – ни слова от меня больше не услышите, Одином клянусь! – Подумал немного и добавил: – И Тором тоже.
Глава четырнадцатая
Суровый шум деревлянского леса
Три всадника ехали по дубраве. Двое бородатых нурманов со свирепыми рожами и юная девушка с заплаканным лицом. Неосведомленный наблюдатель мог бы подумать, что это нехорошие северяне обидели девушку. И был бы не прав. Нурманы ни за что не стали бы обижать Любушку. Торгейр и Игги были доверенными людьми боярина Шишки. Настолько доверенными, что он без всякой опаски поручил им сопровождение своей симпатичной дочери. Хотя, если бы речь шла не о девушке, а о мешке с золотом, Шишка не был бы столь доверчив. И оказался бы прав.
Но Любушка всё равно была на них обижена и очень расстроена. Она бы еще больше расстроилась, если б знала, как отец вознамерился обойтись со Званом. А уж известие о том, что она осиротела, причинило бы Любушке настоящее горе. К счастью, Любушка об этом не ведала. Еще большее счастье, что о смерти Шишки не знали и нурманы, потому что их преданность боярину (а, следовательно, его дочери) зиждилась на щедрости Шишки живого. На щедрость же мертвеца рассчитывать глупо. Впрочем, невинности Любушки даже в этом случае ничего не угрожало. Невинная девушка «из хорошей семьи» стоит втрое дороже, чем та же девушка, которая уже не девушка.