Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
«Я сделал это для них, – сказал он себе. – Для них, Серегея и Слады. Теперь, когда эта девка мертва, я могу говорить с сестрой, просить ее вернуться…»
Но сказать правду Серегею он не мог. Язык не поворачивался.
А если названый брат не шутит? Если действительно отдаст Мышату своим варягам?
Мышата еще больше вспотел. Он плохо переносил боль. Нет, этого не может быть. Здесь, в доме – охрана. Его людей больше, чем гридней, которых привел с собой воевода. Стража не позволит Серегею увезти своего хозяина!
Решив так, Мышата чуточку
Духарев опустился на скамью, испытующе поглядел на Мышату…
– Значит, не скажешь, – констатировал он. – Что ж, это твой выбор. Велим!
– Пересол! – одновременно выкрикнул Мышата.
Сотник Духарева и десятник охраны Мышаты появились в горнице одновременно.
– Велим. – Голос воеводы был ровен и равнодушен. – Убей его.
– Что? – бывалый и привычный ко всему сотник растерялся. Палец воеводы указывал на Пересола. Велим не знал, в чем вина Пересола. Но Пересол был киевлянином, бывшим дружинником княгини Ольги. Велим его хорошо знал. Но Велим знал и своего воеводу. Чтобы тот приказал убить Пересола, тот должен был совершить нечто ужасное. И всё-таки Велим колебался…
– Ты оглох, сотник? – Духарев немного повысил голос. – Убей его!
– В-воевода… За что? – Велим неуверенно потянулся к мечу.
Пересол схватился за свой меч много быстрее, но обнажить его не успел.
Духарев не смотрел на Пересола – взгляд воеводы был устремлен на Велима. Но, услышав звук извлекаемого меча, Сергей, не вставая, левой рукой вырвал из ножен саблю, хлестнул не глядя – и голова Мышова стражника слетела с плеч. Кровь брызнула вверх. Мышата открыл рот – закричать… И увидел кончик сабли у своего глаза. Воевода уже стоял на ногах, глядел на него сверху – вдоль чуть изогнутой дорожки темного узорчатого металла, выкованного мастерами далекого Дамаска.
– Ни звука, – произнес воевода негромким, но очень страшным голосом. – Ни звука, купец!
И вопль: «На помощь!», рвавшийся из груди Мышаты, умер, не родившись.
– Велим, – так же негромко сказал воевода. – Я хочу, чтобы в этом доме умерли все, кто носит меч.
– Воевода… Я не понимаю… – Велим смотрел на мертвого Пересола. – Это же наши…
– Нет, Велим. Это не наши. Наши – это ты и мои гридни, которыми ты командуешь. Ваши мечи принадлежат мне, и твой долг – повиноваться.
– Велим… – начал Мышата.
Но поучаствовать в разговоре у него не получилось. Кончик клинка коснулся его века. Глаза и рот Мышаты закрылись одновременно.
– Вас меньше, – сказал Духарев. – Но я знаю: вы справитесь.
Велим кивнул. Он тоже знал, что они справятся. Любой гридень из ближней дружины воеводы стоил двух таких, как Пересол. Сотник молча повернулся и вышел.
Духарев услышал его свист. Сотник созывал гридней. Через минуту в усадьбе Мышаты началась резня.
Сам же хозяин, багровый, трясущийся, сидел в удобном византийском кресле и проклинал тот день, когда впервые увидел Людомилу Межицкую.
«Надо
Самого себя Мышата не мог обмануть, как ни старался. Он приказал убить боярышню не только потому, что она прельстила Серегея и разрушила его семью. Было еще кое-что…
– Я дам тебе еще одну попытку, – воевода говорил громко, чтобы перекрыть звуки того, что происходило в доме. – Расскажи мне всё, купец. И в память о том, что мы когда-то были братьями, я не стану тебя убивать. Но если ты солжешь, я вырву тебе язык. А теперь говори, купец! Я слушаю…
И Мышата начал говорить. А начав, уже не мог остановиться. И выболтал то, что касалось уже не только Сергея, но и всех русов. Михаил-Мышата играл на обе стороны. И остался бы в выигрыше, кто бы ни победил. Узнай об этом Святослав, не сносить купцу головы.
Святослав призвал к себе Духарева на следующее утро. Уже после того как недогруженные лодьи купца Мышаты спешно отплыли к дунайскому устью.
Глава третья
Князь и его воевода
– Ты что творишь, воевода? – сурово спросил Святослав.
– Ты о чем, княже? – спокойно поинтересовался Духарев.
– О том, что ты сделал с боярином Мышатой! – резко бросил Святослав. Густые темные брови князя нахмурились, глаза метнули искры.
– Боярином? – Духарев коротко, недобро засмеялся. – Купца Мышату я знаю. Боярина – нет. Кто же, хотелось бы знать, нарек его боярином?
– Я! – рявкнул Святослав. – Отвечай, воевода!
– За что отвечать? – Недобрая усмешка по-прежнему играла на губах Духарева. Он – стоял, Святослав – сидел. На возвышении. Но Сергей все равно смотрел на князя сверху вниз.
– За то, воевода, что пришел в дом к боярину Мышате, убил его людей, а самого боярина избил и выгнал из города, словно пса! – С каждым словом голос великого князя наливался грозной мощью. – Ты что ж думаешь, Серегей, коли ты ближний мой воевода, то можешь творить, что вздумается? – С последней фразой Святослав поднялся, и теперь уже не Духарев, а он смотрел сверху. – Молчи, воевода! Довольно мне перечить! Больше я этого терпеть не стану!
– Ах не станешь… – Духарев с неожиданной даже для самого себя легкостью прыгнул вперед и оказался на возвышении – в трех шагах от великого князя.
Гридни Святослава метнулись – перехватить… Но князь остановил их взмахом руки.
– Может, все же выслушаешь, что я скажу?
Духарев говорил негромко. После грозного рыка Святослава его голос казался еще тише.
– Говори! – рявкнул Святослав. – Но что бы ты ни сказал – ответишь по Закону. И не думай, что отделаешься вирой!
– Вира? О какой вире ты говоришь, князь?
– По твоему приказу погубили сорок шесть свободных воев. Ты унизил и оскорбил моего боярина, ты…
– Это семейное дело, – негромко сказал Духарев.