Ваш любимый доктор, или Дело всей жизни

Марей Соня

– Так и быть. Вы будете вести роды у этой женщины. Вот только если не справитесь, я лично буду просить нейта Лейна выгнать вас с самым низким баллом, – заметил он мстительно.

Раздался неодобрительный шепот, кто-то выкрикнул: «Давай, Эллен, не подведи!» Но лекарь метнул в сторону группки практикантов уничижительный взгляд.

Уверена, это только ко мне такое «доброе» отношение, я ведь враг номер один. Они будут испытывать и испытывать меня либо пока не надоест, либо пока я не докажу свои профессиональные качества. Ну и пускай подавятся.

Закатав рукава до локтей, я помогла

женщине обнажить живот и встала так, чтобы хоть немного загородить ее от любопытствующих. В глаза сразу бросилась странная форма. Где-то я такое видела…

Мне не понадобилось даже активировать магическое зрение, хватило нескольких секунд старой доброй пальпации.

Я отпрянула, чувствуя, как от волнения вспотели ладони.

– Ты не беременна, Диди, – и обернулась к лекарям: – Мне срочно нужна операционная.

– Как не беременна? Какая еще операционная? – посыпались вопросы.

Мое заявление вызвало настоящую бурю. Ойзенберг саркастически кривил рот, Диди охала и ахала, едва не прощаясь с жизнью, а практиканты, кажется, делали ставки. Первым опомнился нейт Брайтен, он хотел ощупать живот пациентки, но та опять не дала мужским рукам себя коснуться. Очень принципиальная женщина, надо сказать.

– Просто поверьте мне на слово, прошу, – попросила я лекаря. Потом наклонилась к нему ближе и негромко проговорила: – У нее опухоль матки. За несколько месяцев она выросла, поэтому все приняли ее за беременность. А сейчас нарушилось кровоснабжение – это вызвало боли. Женщина подумала, что начались роды. Надо срочно спасать, пока не начался некроз, и она не умерла от заражения крови.

В своем мире приходилось неоднократно проводить удаление миом – и отдельно, и вместе с маткой. Как открытым доступом, так и лапароскопически. Я полагала, что у Диди нарушилось кровоснабжение миоматозного узла и, грубо говоря, он начал отмирать. Боли отдаленно напоминали схватки, но все же отличались. И Диди говорила, что кровотечения все-таки были – а это характерно для миом. Либо кровотечения, либо полное их отсутствие, как при беременности.

Брайтен слушал меня, хмуря лохматые брови.

– А вы быстро сориентировались! Я понял вас, нейра.

Потом кликнул рослых ребят – они, как двое из ларца, выросли на пороге с глуповатыми улыбками, чтобы загрузить на каталку сопротивляющуюся «роженицу». Я успокаивала ее, как могла, но внутри у меня не было привычной уверенности, с которой я оперировала в мире с развитой медициной. Да уж, тут нет ни лапароскопии, здесь не знают переливания крови. Но для меня это очередной вызов, экзамен, который надо сдать на высший балл.

Оперировали женщин в соседнем помещении с широким окном и столом посередине. Внутри было относительно чисто.

– Я умру, да? – спросила Диди, и ее подбородок затрясся.

– Не говорите глупости, все будет хорошо. Выйдете отсюда как новенькая, – попыталась подбодрить я. Меня же подбадривал Пискун, и воинственные реплики пушистого фамильяра заставили если не улыбнуться, то немного воспрянуть духом.

Четверых практикантов я попросила остановиться подальше, чтобы не носить инфекцию. Ойзенберг, к моему огромному сожалению, заперся следом.

– Я буду следить за вашими манипуляциями, нейра Эллен, – предупредил

таким желчным голосом, что у меня от его звука заболела печень. – А потом выставлю балл, можете не сомневаться. И лучше вам применить все свои магические навыки, потому что при опухолях такого размера обычные средства не помогают. Такие больные умирают от кровопотери.

Вот молодец какой. Нашел, чем поддержать, а то мало тут Диди трясется и подвывает от страха. Я едва сдержалась, чтобы не огрызнуться. Игнор – лучшее лекарство.

– Сегодня я побуду вашим ассистентом, – заявил Брайтен, разминая пальцы. Поддержка здоровяка-лекаря добавила еще одну каплю в чашу моей уверенности. – Насчет Ойзенберга не переживайте, каждое его слово – что пук в лужу. Никто всерьез не воспринимает. Он только и может, что пугать практикантов и несчастных женщин.

К операции мы подготовились быстро и настолько тщательно, насколько это возможно. Спирт, перчатки, настойки трав, обезболивающее и снотворное для пациентки. Операционное поле побрить, помыть – все как надо.

Со мной был неизменный лекарский чемоданчик с пространственным расширением, медицинская одежда и перчатки. Практиканты при виде их уже не хихикали, успели привыкнуть к странностям столичной магички, а еще соревновались за право подавать инструменты. Победил уже знакомый мне Дэрин, его назначил сам нейт Брайтен. Йен, тоже оказавшийся в этой компашке, проводил товарища ревнивым взглядом.

Я вдохнула поглубже и поудобней перехватила скальпель. Ну, поехали!

Внезапно я дернулась, так и не сделав разрез. Меня прошиб холодный пот, руки мелко задрожали. Проклятье, да что же такое творится? Неужели это все страх? Но ведь справлялись как-то хирурги и акушеры прошлых лет, когда под рукой не было не то что современных операционных, но и горячей воды? А Рогозов вообще сам себе аппендикс удалил во время экспедиции в Антарктиду! Ему что, легко было?

Поэтому не дрейфить!

– Даже я чувствую, как у тебя сердце колотится, – подал голос Пискун. – Да у тебя самый настоящий стресс, Эл.

– Сама знаю… ой, что такое?

Я ощутила, как в теле забурлила магия, и потоки ее начали стекаться к рукам. Неужели это делает браслет-артефакт? Или все-таки Пискун магичит?

– Это не я, честное пионерское! – взвизгнул тиин. – Я же говорил, что стресс помогает активировать скрытые способности и пробудить магию.

– Очень вовремя, я даже не знаю, что мне с ним делать, и что он умеет!

Паника! Паника захлестнула меня. Трудно сосредоточиться, когда тело дергает, как будто сквозь него проходят разряды тока, а перед глазами мелькают цветные вспышки. И все же я неимоверными усилиями воли взяла себя в руки. Коснулась натянутой на животе кожи острием скальпеля и сделала первый надрез.

– Вы делаете горизонтальный разрез? – удивленно спросил Брайтен.

Из истории медицины я знала, что раньше при операциях на матке применяли вертикальный, иногда боковой разрез. Это позволяло быстро достать ребенка, когда ситуация становилась критической. О жизни матери, ясное дело, уже не думали. Только с течением времени стало очевидно преимущество горизонтального разреза, хотя врачи очень долго не хотели его признавать.