Ваш покорный слуга кот
Шрифт:
Полицейский задавал вопросы исключительно ради формальности, его совершенно не интересовало, когда вор забрался в дом. «Говорите все, что придет вам в голову», – думал он, но хозяева продолжали свой бесполезный диалог, и он, вконец раздосадованный, сказал:
– Значит, время кражи неизвестно.
– Да, конечно, – как всегда, неопределенно ответил хозяин.
Полицейский даже не улыбнулся.
– Тогда подайте жалобу: «Такого-то дня, такого-то месяца тридцать восьмого года Мэйдзи [124] вор там-то и
124
Тридцать восьмой год Мэйдзи соответствует 1905 году.
– Вещи описывать подробно?
– Да. Например: кимоно столько-то, цена – такая-то… Нет, нет, заходить в дом не буду. После кражи мне там нечего делать, – заявил полицейский тоном, не терпящим возражений, и удалился.
Хозяин поставил посреди гостиной письменный прибор, подозвал жену и объявил ей:
– Сейчас я буду писать жалобу об ограблении, перечисляй по порядку украденные вещи. Ну, давай.
– Фу, как нехорошо. Что значит «давай»? Будете так командовать, вам никто ничего не скажет, – проворчала хозяйка, тяжело опускаясь на циновку. Она была одета в кимоно, подвязанное узким пояском.
– Что у тебя за вид? Ты выглядишь, как самая последняя проститутка с постоялого двора. Почему не надела оби? [125]
– Если не нравится, купите новый. Называйте меня как угодно, но я не виновата в том, что у меня украли оби.
– Даже оби украл?! Вот прохвост. Тогда начнем прямо с оби. Который?
– Который? Вы говорите так, словно у меня их несколько. Двойной оби, с одной стороны атласный, с другой крепдешиновый.
– Так… «Двойной оби, с одной стороны атласный, с другой крепдешиновый, один»… Сколько он примерно стоит?
125
Оби – широкий матерчатый пояс к кимоно.
– Йен шесть.
– И ты имеешь нахальство носить такие дорогие оби? Теперь будешь покупать по полторы йены, не дороже.
– Попробуйте найдите за такую цену. Вы просто бесчеловечны. Лишь бы вам было хорошо, а жена пусть ходит как самое последнее чучело.
– Ну, ладно, ладно. Что там дальше?
– Шелковое хаори. Я его получила в память о своей покойной тетушке Коно. Шелковое-то оно шелковое, но только этот шелк не такой, как сейчас.
– Обойдусь и без твоих разъяснений. Цена какая?
– Пятнадцать йен.
– Хаори по пятнадцать йен нам не по карману.
– А вам-то не все ли равно, ведь не вы же покупали.
– Что еще?
– Черные носки, одна пара.
– Твои?
– Ваши. Двадцать семь сэн.
– Дальше.
– Ящик дикого батата.
– Даже батат унес? Что он с ним будет делать, сварит или приготовит суп?
– Не знаю, что будет делать. Сходите к вору и спросите его.
– Сколько он стоит?
– Цены
– Тогда напишем двенадцать с половиной йен.
– Вы с ума сошли. Дикий батат, пусть он даже привезен из Карацу, не может стоить двенадцать с половиной йен.
– Но ты же сама сказала, что не знаешь.
– Не знаю. Правильно, не знаю, но двенадцать йен пятьдесят сэн не может быть.
– Вот и пойми: «Не знаю, но двенадцать йен пятьдесят сэн – не может быть». Никакой логики. Ты самый настоящий Константин Палеолог [126] .
– Что, что?
– Константин Палеолог.
– А что это такое – Константин Палеолог?
126
Константин Палеолог (род. ок. 1403 г. – ум. в 1453 г.) – последний византийский император.
– Не важно. Что там у нас дальше… Ты еще из моих вещей ничего не назвала.
– Не важно, что дальше. Скажите-ка лучше, что значит Константин Палеолог.
– Ничего не значит.
– Как будто уж нельзя объяснить. Зачем вы морочите мне голову? Знаете ведь, что человек не понимает по-английски, и говорите всякие нехорошие слова.
– Не болтай глупостей. Скорее говори, что дальше. Надо побыстрее написать жалобу, а то не найдут наших вещей.
– Теперь уже все равно не успеем. Лучше объясните, что такое Константин Палеолог.
– Ох и надоедливая ты! Я же сказал, что ничего это не значит.
– Ах так! Ну, тогда и я ничего не скажу вам.
– Дура упрямая! Делай как знаешь. Жалобу об ограблении я тебе писать не буду.
– А я вам не скажу, какие вещи украли. Вы сами взялись составлять жалобу, я вас не заставляла, можете и не писать, не заплачу.
– Ну и не буду. – И, вспылив, хозяин, по обыкновению, закрылся в кабинете. Хозяйка перешла в столовую и села перед шкатулкой с рукоделием. Оба в течение десяти минут сидели молча и метали злобные взгляды на разделявшие их сёдзи.
Вдруг дверь широко распахнулась, и в комнату бодрым шагом вошел Татара Сампэй-кун, подаривший дикий батат. Татара Сампэй-кун когда-то был в этом доме сёсэем, но несколько лет назад окончил юридический факультет и теперь служит в управлении рудниками при какой-то компании. Он тоже был по натуре дельцом, последователем Судзуки Тодзюро-куна. В память о прежних временах он время от времени навещал жалкую лачугу, где когда-то был сёсэем, и проводил здесь воскресные дни; в этой семье он чувствовал себя легко и свободно.
– Хороша сегодня погодка, хозяюшка, – произнес он с акцентом, не то карацуским, не то еще с каким-то и уселся перед хозяйкой.
– О Татара-сан.
– Сэнсэй ушел куда-нибудь?
– Нет, он в кабинете.
– Сэнсэй все занимается, даже по воскресеньям, подумать только! Ведь это же вредно.
– Вы скажите об этом самому сэнсэю.
– Да, да, конечно… – проговорил Сампэй-кун, а потом, оглянувшись по сторонам, произнес, не то обращаясь к хозяйке, не то к самому себе: – Что-то сегодня девочек не видно.