Ваш сын и брат
Шрифт:
— Слышь, тять!.. Не знает, как называть тебя, — сказал он. Ермолай тихо засмеялся.
— Отцом вроде довожусь. — Он взошел на крыльцо, заорал в сенях: — Мать, кто к нам приехал-то!
В избе, на кровати, лежала мать Игната. Увидела Игната, заплакала.
— Игнаша, сынок… приехал?
Сын наскоро поцеловал мать и полез в чемодан. Гулкий, сильный голос его сразу заполнил всю избу.
— Шаль тебе привез… пуховую. А тебе, тять, — сапоги. А это — Верке. А это — Степке. Все тут живы-здоровы?..
Отец с матерью, для приличия снисходительно
— Все здоровы. Мать вон только… — Отец протянул длинную руку к сапогам, бережно взял один и стал щипать, мять, поглаживать добротный хром. — Ничего товар… Степка износит. Мне уж теперь ни к чему такие.
— Сам будешь носить. Вот Верке еще на платье. — Игнат выложил все, присел на табурет. Табурет жалобно скрипнул под ним. — Ну, рассказывайте, как живете? Соскучился без вас. Как Степка-то?
— Соскучился, так раньше бы приехал.
— Дела, тятя.
— «Дела»… — Отец почему-то недовольно посмотрел на молодую жену сына. — Какие уж там дела-то!
— Ладно тебе, отец, — сказала мать. — Приехал — и то слава Богу.
— Ты говоришь — какие там дела! — заговорил Игнат, положив ногу на ногу и ласково глядя на отца. — Как тебе объяснить?.. Вот мы, русские, — крепкий ведь народишко! Посмотришь на другого — черт его знает!.. — Игнат встал, прошелся по комнате. — Откуда что берется! В плечах — сажень, грудь как у жеребца породистого — силен! Но чтобы научиться владеть этой силой, выступить где-то на соревнованиях — Боже упаси! Он будет лучше в одиночку на медведя ходить. О культуре тела — никакого представления. Физкультуры боится, как черт ладана. Я же помню, как мы в школе профанировали ее.
С последними словами Игнат обратился к жене.
Тамара заскучала и стала смотреть в окно.
— …Поэтому, тятя, как ты хошь думай, но дела у меня важные. Поважнее Степкиных.
— Ладно, — согласился отец. Он слушал невнимательно. — Мать, где там у нас?.. В лавку пойду…
— Погоди, — остановил его Игнат. — Зачем в лавку? Вот и эту привычку тоже надо бросать русскому народу: чуть что — сразу в лавку. — Но отец так глянул на него, что он сразу отступил, махнул рукой, вытащил из кармана толстый бумажник, шлепнул на стол. — На деньги.
Отец обиженно приподнял косматые брови.
— Ты брось тут, Игнаха… Приехал в гости, — значит, сиди помалкивай. Что у нас, своих денег нету?
Игнат засмеялся.
— Ты все такой же, отец.
— Какой?
— Ну… такой же.
— Да ладно вам — сцепились. Что вас лад-то не берет? — вмешалась мать. — Иди в лавку-то. Пошел — дак иди.
Ермолай ушел.
— Сынок… не хотела уж при им спрашивать: как там Максим-то?
— Максим?.. Честно говорить?
— Господи, ну дак а как же?
— Плохо.
Мать вздохнула.
— А что шибко-то плохо?
— Плохо, потому что дурак… И не слушается. Причем… колосс — сильный, конечно, парень… Приходит как-то с девушкой — ничего, хорошая девушка… — Игнат повернулся к жене. — А? Нинка-то.
— Да.
— Двухкомнатная
Матери тяжело было слышать все это про младшего сына. Она не разбиралась в перипетиях дел городских сыновей, ей было горько за младшего.
— Осподи, осподи, — опять вздохнула она. — Помог бы уж там ему как-нибудь.
— Да не хочет! — искренне воскликнул Игнат. — Ну скажи ей: не стараюсь, что ли!
— Это верно… мамаша: он не хочет никого слушать.
— Отцу-то уж не говорите про него.
В сенях загремело ведро. Шаги…
— Верка идет, — сказала мать.
— Она где работает-то?
— Дояркой.
Вошла немая… Всплеснула руками, увидела брата, кинулась к нему. Расцеловала.
— От она… От мы как. От как, — приговаривал Игнат, чуть уклоняясь от поцелуев. — От мы как брата любим… Ну та… Ну, хватит… Познакомься вот с женой моей.
Вера поглядела на Тамару. «Спросила»: «Вот это твоя жена?»
— Ну. А что?.. — Игнат показал: «Хорошая?»
Вера закивала головой и начала целовать Тамару. Тамара улыбалась смущенно.
— Пойдемте, я вам платье привезла, — сказала она. Вера не поняла.
— Верка, иди в горницу — платье мерить.
Вера всплеснула руками и запрыгала по избе, счастливая.
Все были довольны.
— Да хватит скакать-то! — притворно рассердилась мать. — Прям уж обрадуется, так удержу нету.
Тамара с немой ушли в горницу.
— Так у тебя что со здоровьем-то? Да! Я ж лекарство привез — змеиный яд-то, ты просила.
— Вот хорошо-то, сынок, спасибо тебе… Может, подымусь теперь. Радикулит — измучилась вся. А сказали тут…
Пришел Ермолай.
— А Степан все плотничет? — продолжал расспрашивать Игнат, расхаживая по прихожей в избе.
Отвечал теперь отец:
— Плотничает, ага. Коровник счас рубют. Ничо, хорошо получают. Этта девяносто рублишек принес. Куда с добром!
— Не закладывает?
— Бывает маленько… Так ведь оно что — дело холостое. Соберутся с ребятами, заложут.
— Жениться-то собирается?
— А мы знаем? Помалкивает. Да женится… куда девается… Садись, пока суд да дело — пропустим маленько.
— Подождали бы Степку-то.
— Мы по маленькой… Садись.
Из горницы вышла немая в новом платье. Вышла торжественная и смотрела на всех вопросительно и удивленно. И в самом деле, она сделалась вдруг очень красивой. Молча смотрели на нее. Она прошлась раз-другой… сама не выдержала важности момента, опять запрыгала, поцеловала брата. Потом побежала в горницу, привела Тамару и стала показывать ее всем и хвалить — какая она добрая, хорошая, умная.