Ваш выход, рыцарь Вешковская!

Саринова Елена

— Разграничение полномочий, — обернулся к нам на ходу Ник. — Так это называется… Агата?

— Да, Ник?

— Что ты Стэнке пообещала за помощь?.. Варвара?..

— Да.

Мужчина, отбросив в сторону руку, запустил ее в высокую траву. Стебли проскальзывали меж его растопыренных пальцев и тут же следом упруго распрямлялись еще густой, но уже пожухлой волной. И мне, вдруг, показалось, что он сам сейчас был ребенком. Со своей старой, стойкой привычкой вот так «пускать травяные

валы»:

— Я буду вам помогать. И это не оспаривается. Ты меня слышишь, Агата?

— Я тебя… слышу.

— Что? — развернулся назад Ник, но, я все ж успела стереть с лица удивленье:

— Я тебя слышу… За ботинок свой не запнись.

А вот Стэнка была куда более непреклонной перед самым нашим уходом. Ох уж эта мне особая «береднянская спесь». Нашла, где ее проявлять:

— Я ведь не тебе их оставляю, а Варе. Возьми. Здесь не так уж и много.

— Агата, спасибо, но у нас с ней все есть, — вздернула нос травница, прижатая мной в сенях. Правда, потом, качнула головой и добавила. — На месяц нам хватит.

— Тогда купи ей нормальные, по размеру ботинки. И считай, что сделала это впрок вместо меня. Или для тебя даже такой аргумент неприемлем?

— Такой… аргумент?

— Довод. Повод. Оказия… Стэнка?

— До-бро.

— Уф-ф. Неужели, свершилось? — и, закрепляя успех, скоро вложила в ладонь Стэнки свои монеты из многокарманных штанов.

— Агата! — появилась из-за двери сначала спорная обувь, а потом и сама уже девочка. — Вы уходите?

— Ага, Варя, — присела я перед ней. — Мы уходим. И вам с мамой большое спасибо за приют, за помощь и за то, что вы обе… есть.

— Ох, ты, — удивленно открыла Варвара рот. — А я и не знала, что рыцари плакать умеют.

— А кто здесь плачет?

— Ну-у, почудилось, значит… А вообще, мама говорит: девочкам плакать не грех. Только я не знаю, если они — рыцари, то как?.. Мама?..

— Агата?.. Агата?

— Что?

Ник, стоящий на самом краю косогора, сморщил под солнцем нос:

— Смотри: вон там, левее, через поле из валунов, и торчат те самые Верблюжьи горбы. Ты их видишь?

— Да, вижу, — старательно прищурилась я вслед за вытянутой мужской рукой.

Лес, владенья здешних «лесных духов в отставке», высоко шумел сейчас за нашими спинами, открыв через усыпанное валунами, как пляж великанов галькой, пространство, горы впереди и серо-розовую стену. Ярдов в пятнадцать, не ниже. Каменная стена, перекрывая собою предгорье, тянулась в обе стороны света, деля мир вокруг на две части: замкнутую и свободную. Нам — туда.

— Я думаю, нам сейчас вон туда надо, — переместил Ник свою указующую длань вправо и вниз, в сторону самого центра «великанского пляжа».

Там, на расчищенной площадке темнели старым раствором развалины какого-то здания. — Надо переждать светлое время суток и сходить на разведку до русла реки. Ты и его сейчас видишь?

— Ви-жу, — прокладывая в голове нужный маршрут, протянула я. — Хорошо. А спускаемся… ага, там. Чтоб со стены не заметили… Ванн?

— Что, Агата?

— Идёте последним и тихо.

— А мои предложения никому не нужны?

— С удовольствием выслушаю их в Куполграде.

Нет, ну что он, в самом деле, сможет нам «предложить»? Хотя, я догадываюсь: прокашлявшись, громко и вежливо попроситься наверх или…

— Агата, я все понял. И умолкаю перед численным большинством, — и где только слов-то таких набрался? Толи дело раньше: «оглашаю», «удручаю», «поколеблю ваш душевный порыв». — Ибо, как изречено в первоисточнике знаний: «В смирении — душе благодать».

— Ага?..

— Вы закончили?.. Тогда обходим обрыв и спускаемся…

Развалины внизу оказались останками жилого дома около пересохшего когда-то ревуна. Из неровных оконных дыр сейчас были видны бортики бассейна в щербинах с ржавым от подземных осадков налетом. В самом же здании даже крыша кое-где сохранилась, что, однако не мешало ветру беспрепятственно под нею шнырять. Как сторожевому псу, проверяющему сохранность объекта: пробежался — затих, пробежался…

В выбранных нами «апартаментах» крыша, безусловно, была. А также все стены и каменный пол. А еще углубленное к центру ложе, какие обычно кладут у печей. Вот только печи тут не было. Как и… Ника.

— И ведь давно уж ушел. Три часа с половиной, — дернула я саднящим до боли плечом.

— Откуда подобная точность, Агата? — Ванн, вытянувшись как раз на том ложе, чувствовал себя не в пример мне, спокойно. Да и простыть не боялся (конечно, ему ли думать о «продолжении рода»?). — У меня, знаете…

— Нас учили. Еще на первых курсах, — спешно огласилась я от окна. — определять стороны света, расстояния и время. Без всяких заклятий.

— Да что вы?

— Ага… И где его носит-то? Хоть самой туда следом…

— Агата, а вы, когда-нибудь работали, ну, в паре?

— Что? — и недоуменно развернулась от оконной дыры. Ванн разомкнул под затылком руки и, подскочив, сел. — С напарником?

— Да.

— Нет. В команде работала, а вот с напарником… Последним и единственным был еще Ник.

— Последним, единственным и… равным, — рассматривая свои ладони, произнес мужчина.

— Как выяснилось вчера, не таким уж и «равным». По крайней мере, он так считал.