Ваша С.К.
Шрифт:
Граф смерил упыря холодным темным взглядом и отвернулся к луне.
— Кто его знает… Может и могу, но не желаю. Это для вас женщина — вещь, которую за ненадобностью можно заточить в монастырь.
Он вдруг отдернул кружева и протянул Басманову руку, на которой кровью Светлана написала — видимо, когда проснулась среди дня, а он счастливо спал — следующие строки:
— Было душно от жгучего света, а взгляды его — как лучи. Я только вздрогнула: этот может меня приручить. Наклонился — он что-то скажет… От лица отхлынула кровь. Пусть камнем надгробным ляжет на жизни моей любовь. Ахматова…
— В чем на этот раз вы меня обвиняете? — сухо выпалил граф, сжимая руки в кулаки.
— Вам бы, Фридрих, настойку пустырника в кровь капать, помогает… Вот попробуйте! — Басманов вытащил из-за пазухи новую фляжку. — Не святая вода, еще лучше… Не побрезгуете со мной еще и по проверенному веками обычаю породниться?
Не дожидаясь согласия, Федор Алексеевич открутил крышку, надкусил себе палец и выдавил в содержимое фляжки три капли своей крови. Граф тоже осторожно коснулся клыком своего указательного пальца и позволил нескольким темным каплям упасть во фляжку. Басманов закрутил крышку и легонько взболтал содержимое, а потом, сделав несколько больших глотков, протянул фляжку графу, который молча отпил из нее свою долю.
— Целоваться не будем, — тут же отрезал он, и Федор Алексеевич широко, по-кошачьи, улыбнулся:
— А я не настаиваю… Это не византийское побратимство, а скифское. Все же мы больше азиаты с раскосыми и жадными глазами… Чур меня, дедушка Род! С немцем целоваться!
Басманов сунул фляжку за пазуху и обхватил себя руками в древнем охранительном знаке, а потом вдруг пошатнулся и камнем бросился с крыши вниз. Граф ринулся следом и подхватил гостя у самой земли, пока он ее не коснулся.
— Какого лешего! — закричал Федор Алексеевич, беспомощно барахтаясь в придавленном графским сапогом плаще. — Я и обниматься с вами не собирался!
Упырь рванулся в сторону, но перстень графа намертво запутался в петлице княжеского кафтана, заставляя обоих еще больше усилить объятия. Они принялись кататься по земле, пытаясь выпутаться из огромного графского плаща, закутываясь в него все плотнее и плотнее, словно в кокон, пока на их головы не полилась студеная вода. Тогда граф мгновенно раскинул руки, распахнув плащ как крылья, и Федор Алексеевич медленно приподнялся с земли на локтях. Перед ними стояла Аксинья с пустым ведром.
— К несчастью, пропала надежда нашей Аксиньюшки увидеть озерцо родное… — упавшим голосом изрек Басманов, вытаскивая из-за пазухи промокшие железнодорожные билеты. — Фридрих, я бы вам посоветовал сшить плащ из брезента. Господин Поморцев уже дюжину годков как изобрел его, чтобы пушки укрывать от дождя…
— Слезьте с моего сапога! — зло выкрикнул граф и чуть не пнул Басманова в бок.
Упырь проворно вскочил на ноги и отступил к стене. Аксинья же, бросив ведро к ногам графа, с ревом кинулась прочь, чуть не сбив с ног заспанную Светлану, спрыгнувшую к ним из окна спальни.
— Мы не дрались! — звонко выкрикнул Федор Алексеевич. — Могла бы и дальше спать! Просто твой муж по своей извечной глупости решил, что я не умею прыгать с крыши и соблаговолил поймать меня… А эта дура сразу водой разливать. Благо не святой… Но билеты безвозвратно утрачены.
—
Светлана смотрела мимо графа, потому не заметила, как вдруг засияло его бледное лицо, будто к нему поднесли восковую свечу. Он шагнул к жене и нежно взял ее за руку, но та быстро вырвалась и схватилась за свои косы.
— Простите, Фридрих, что не сказала об этом вам лично… Я ужасная соня…
— А потом к нам на балаганы… — крикнул Басманов зычно. — Будем по Неве на санях кататься… А потом лед тронется, и все хворые сгинут — станет дышать легче… А Аксинью я заберу, чтобы вам не мешала своим вечным ревом. На Масленице и встретимся, обмен совершим…
Граф медленно обернулся к Федору Алексеевичу, который застегнул кафтан на все пуговицы.
— Нет, так долго Раду без жены не протянет. Я пришлю его к вам к Рождеству. В подарок дам ему настойку из овечьей крови на сливовом соке нынешнего урожая.
Федор Алексеевич пожал плечами и развел руками, но тут же свел их обратно, поймав Аксинью, которая свалилась ему на голову с двумя короткими мечами.
— Ах так, распоряжаются они мною! Ну так вот удаль свою и покажите, оба!
Выкрутившись из упырьских рук, она швырнула оружие опешившему графу и, встав между ним и Басмановым, раскинула в стороны руки, крепко зажав в каждом кулаке по концу косы — Аксинья впервые заплела себе две.
— Рубите, Федор Алексеевич! Али забыли, как в старину свежевыкованный меч проверяли. Рубите косу!
— Аксинья! — бросился к рассвирепевшей русалке выпрыгнувший из окна Раду.
— Назад! — рявкнул на него Федор Алексеевич и двинулся к ставшей истуканом русалке.
— Так вы же руки ей срубите, — бледнея еще сильнее, прошептал несчастный господин Грабан.
— Не трусь, парень! Я достаточно на своем коротком веку девичьих кос срубил.
— Остановитесь, Федор Алексеевич!
Граф резко воткнул меч в землю, но упырь был уже рядом с Аксиньей и ловко срубил под корень обе ее косы, длинными конскими хвостами упавшие к ногам русалки. Но в тот же миг на его меч опустился клинок графа, и Федор Алексеевич даже пошатнулся, но в другую секунду уже обрушил на него ответный удар, заставив отпрыгнуть к стене. Когда клинки сошлись по новой, на горло Федора легли волчьи лапы, а Светлана ловко ухватилась за мокрый черный плащ и рванула графа на себя. Тот неловко упал на землю подле жены, а та, ловко извернувшись, нависла над ним, касаясь лица двумя косами.
— Бросьте, Раду! — послышался у нее за спиной смех Басманова. — Она же русалка — к утру отрастут!
Светлана поднялась и протянула руку графу, помогая подняться. Раду по-прежнему стоял, держа в каждой руке по отрубленной русой косе. Светлана забрала их и обернулась к мужу:
— Велите Раду растопить камин. Волосы надо сжечь. И пусть с ними сгорят все разногласия молодой семьи.
Басманов поднял меч и протянул графу:
— Фридрих, слышали? Рубите и своей бабе косы.