Ваше благородие
Шрифт:
От ротных дел отвлекла Сергея Наталья Шведова. По телефону она сказала, что по ее просьбе приезжала госпитальная военно-врачебная комиссия для освидетельствования находящихся на излечении в полковом медицинском пункте раненых.
— Что сказали по поводу отца?
— Врачи признали его и еще трех красноармейцев негодными для военной службы.
— Как теперь с ними поступим?
— Документы оформлены, пусть едут по домам. Там долечатся быстрее.
— Каков прогноз у отца?
— Два пальца работать будут, остальные в воле божьей.
И
Доложил о прибытии по форме. Тут же смахнул навернувшуюся слезинку. Молча придвинул стул, уселся напротив сына с затуманенными глазами. Не мог слова произнести. В расстроенных чувствах пребывал Сергей. Обоим хотелось просто смотреть друг на друга, неизвестно ведь, когда теперь придется увидеться.
Сын достал из сейфа совместно начатую бутылку коньяка, разложили нехитрую закуску.
— Давай, дите мое, выпьем, чтобы встреча эта не была последней. Хотел послужить с тобою до конца войны. Получилось по-глупому.
— Па! Так случилось, не терзай себя. Что впереди, неизвестно, а сейчас ты домой возвращаешься. Домой! К самым близким нам людям! Вижу тебя: сидишь на нашем порожке, на коленях Димка, рядом мама и Лида. Пришли мне такую фотографию.
— Закончится война, возвратишься к нам?
— Па! Выбрал я дорогу кадрового военного сам. По ней мне идти.
— Скажу как на духу, твоя она. Даже не представляю иного. Добился ты многого, дай бог на этом не остановиться. Находясь рядом с тобою, видя каждый божий день, я был самым счастливым человеком среди миллионов бойцов на фронте. Вряд ли есть подобный случай, кому еще так повезло. Грустно и одновременно радостно расставаться. Имейся выбор, остался бы с тобой.
— Когда ты был рядом, увереннее чувствовал себя.
— Душа болит об одном. Скажи, сынок, может ли кто быть для тебя ближе и дороже Димкиной матери хотя бы в будущем?
— Нет.
— Так я внуку и скажу.
— Передай.
— Есть ли какие задумки, скажем, на конец войны?
— Ты от меня требуешь больше, чем я могу. Дожить бы до него.
Утром следующего дня Сергей на своей машине с охраной повез отца в Одессу. Только что начала функционировать железная дорога. Первые поезда до Москвы шли без расписания, по возможности. Плешаков сумел выяснить, когда пойдет очередной. Билеты давали по воинским требованиям и за деньги, но без указания мест, потому и посадка представляла собою штурм вагонов. Предстояло приехать в город пораньше, чтобы захватить среднюю полку еще на месте стоянки состава.
Как ни спешили, а завернули к берегу моря.
— Не могу же я не повидать его. Мне надо потом рассказывать Лиде, внуку да и матери, что такое море. Вадим и деды тоже не видели.
Николай Дмитриевич несколько минут стоял у самой кромки воды молча. Легкий бриз рябил поверхность, маленькие волны бежали к берегу, не нарушая тишины. Потом из пучины поднимался широкий вал и вода далеко катилась пеной на берег. И так раз за разом. Казалось, море дышало, вздымаясь грудью и опускаясь.
— Да-а!.. —
— Па, надо ехать, время поджимает.
— Еще одна минута…
Николай Дмитриевич встал на небольшой гладкий камень, зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо.
— Теперь все! Познакомился.
Подъехали к вагонам, когда паровоз уже прицепил состав. Миловидная проводница пропустила раненого, указала на полку рядом со своим купе.
— Здесь потише будет.
— До свиданья, па!
— Будь здоров, сынок!
Только и успели попрощаться, поезд тронулся. Сергей подъехал к вокзалу, вышел на перрон, но в людской круговерти увидеть отца не удалось. Дождался, пока в клубах черного дыма поезд скрылся за поворотом.
Командир полка планировал посетить батальон Лютова, проверить, как организована служба, но настроения не было, не хотелось портить его другим. С расстроенными чувствами возвратился в свою землянку, сел за стол, пытаясь отвлечься от грустных мыслей. Но перед глазами стоял отец с безжизненно висевшей вдоль тела рукой и печальными глазами, слышался голос: «Как буду шоферить, ума не приложу?» Представил, с каким трудом поднимается на среднюю полку. «Помогут соседи», — успокоил себя.
Позвонил дежурный по штабу.
— Переводчик просит разрешения войти к вам.
— Пропусти.
Вошел Фессель.
— Ваше благородие, извините за беспокойство. Знаю, вам грустно после проводов отца. Судьба распоряжается жизнью человека по своему усмотрению. Что будет завтра, не предугадаешь. Позвольте разделить ваше одиночество?
Сергей усадил гостя за приставной столик, вынул из сейфа бутылку водки. Молча выпили по полстакана, занюхали коркой хлеба.
— Господин капитан, вы верите в судьбу?
— Нет. Так принято говорить о том, что уже случилось и чего не поправишь, будущие перипетии на жизненном пути предугадать невозможно.
— Сижу и думаю об отце. Переживает теперь.
— Вы представьте себя на его месте. Стук колес приближает к родному дому, сердце переполняет радость. Ах! Как бы мне хотелось оказаться в его положении.
— Всему свое время.
— Неизвестно, как сложится судьба Германии, в качестве кого мы туда будем возвращаться.
— Ярым гитлеровцам придется беспокоиться об этом. Военнопленные всегда были и после войны возвращались домой.
— Американцы с англичанами тоже постараются оказаться на территории Германии, а это уже иное отношение к возвращенцам.
— Они союзники наши, общие цели.
— Едва откроется второй фронт, их главной задачей станет захват территории, чтобы Красная Армия туда не пришла. Как видите, у союзников цель вроде бы общая с вами, а намерения и роли разные.
Сергей поделился опытом проведения занятий с серьезной аудиторией.
— Потела спина при внезапных вопросах?
— Нет. Нормально. Щеки горели в начале занятий, а потом забыл о них.
— Значит, с задачей справились успешно.
— Особой сложности не испытывал.