Ваше Сиятельство 4т
Шрифт:
От неожиданности баронесса дёрнулась всем телом, ударилась затылком о низ кровати и разразилась матами.
— Сейчас всё исправим, моя прелесть! — заверил призрак. Одежда на нём вмиг растворилась и теперь он уже вошёл как настоящий мужчина.
Возмущения баронессы быстро стихли. Она засопела, подергивая ягодицами от его нежных, приятных проникновений. Это было совершенно особое чувство! Впервые испытав его, Талия назвала это «волшебная еб*я». Чувство, когда чего-то очень не хватает: не хватает грубости и твердости, не хватает силы ощущений, но взамен есть что-то этакое, неуловимое, жутко дразнящее. И оно разрастается, так захватывает тебя, что по коже мороз и перед
Вот и сейчас Талия мучительно застонала, упираясь лбом в пол, сунула руку себе между ножек. Завиляла бёдрами, потирая свою набухшую вишенку.
«Как же права баронесса! В самом деле волшебная еб*я»! — признал Родерик, быстро восходя к самому пику. Его пробрало неистово, словно по телу пошло высоковольтное электричество, но это электричество доставляло не боль сведённых мышц, а невероятную сладость во всем энергетическом теле. И кто сказал, что после смерти нельзя получать удовольствия? Дураки! Они просто не умеют его получать!
— Сука, ты изнасиловал меня! — сообщила Талия, выбравшись из-под кровати.
Трусиков она не нашла и направилась к шифоньеру, чтобы взять новые из огромной коробки с нательным бельем с надписью «Королева Ночи». Она выбрала именно этот комплект из-за названия песни, которая стала её любимой после прекрасной феерии случившейся в ночь ведьм. И с Елецким она в ту ночь почти помирилась, и в неё влюбилось десяток парней, один даже на колени падал, правда он был пьяным. Вообще ночь была прекрасна, что от воспоминаний до сих пор кружится голова.
— Что молчишь? — возмутилась госпожа Евстафьева, надевая чёрные кружевные трусики. — Я сказала: ты изнасиловал меня! — повторила она, поглядывая на Родерика.
— Ну, вообще-то да, — согласился он.
— Значит, ты мне теперь должен. Сейчас же полетим к тебе в гости! Ты скажешь своей Софке заветные слова, — Талия принялась одеваться.
Родерик молчал.
— Скажешь? — настояла Талия Евклидовна. — Ну-ка повтори их сейчас.
— Пошла отсюда нах*й, старая обезьяна, — произнёс призрак, очень сомневаясь, что эти слова София воспримет так, как того желала Талия Евклидовна. К тому же София не была старой, ей ещё не исполнилось двадцати семи, и была хороша собой.
— Правильно. Ты у меня молодец, — похвалила баронесса, перебирая платья на вешалке. — В общем сейчас же летим на Маросейку.
Родерик в этот раз решил не сопротивляться. Будь что будет. Даже интересно, что выйдет из этого визита. Даже если его бывшая девушка окажется дома, то в этом есть свои плюсы: она преподаст Талии надлежащий урок, и баронесса станет скромнее в своих желаниях и послушнее.
— О, Серкет! Серкет, помоги! — вдруг воскликнул серый маг, сжавшись и хватаясь за штору возле окна.
— Опять? — Талия насторожилась, не натянув второй чулок до конца. Так Родерик восклицал уже не первый раз, призывая на помощь какую-то южную богиню и это означало, что сила, похожая на сильный ветер, пытается забрать его из этого мира. После того как призрак объяснил баронессе всю серьёзность этой силы, называемой «поток перерождений», Талия тоже начала беспокоиться с каждым разом всё сильнее и думать, что случится, если эта сила всё-таки отнимет у неё Родерика?
Баронесса подбежала к призраку и попыталась обхватить его тело, но сейчас оно было совсем бесплотным, и руки хватали лишь воздух.
— Держись, Родерик! Пожалуйста, держись! Я же не смогу без тебя! — жалобно произнесла она.
Вскоре всё успокоилось — это Евстафьева поняла по лицу мага, на котором отразилось расслабление и бледная
— Ты уверен, что Елецкий может помочь? — спросила баронесса, готовая отказаться сегодня от визита в квартиру на Маросейке. — Давай, я сейчас спрошу дома он или нет. Если всё так плохо, в задницу твою квартиру, лучше полетим к Елецкому.
— Не уверен. Совсем не уверен, но надежда есть, — ответил призрак, вспоминая, что граф говорил ему кое-какие слова, которые вселили эту самую надежду. Особую надежду, будто Елецкий что-то знает о потоке перерождений и может быть знает, как ему противостоять. И из всех магов, которых Родерик знал в Москве и за ее пределом — а знал он таковых немало — Елецкий был самым сильным в трансцендентальном искусстве. Родерик чувствовал огромный потенциал его энергетических тел, и понимал, что там, дальше скрывается ещё больше чего-то непонятного, глубокого и таинственного. При этом он не мог объяснить, как это возможно в парне, ещё не окончившем школу. Здесь явно было что-то не так. Елецкий… Это огромная загадка. Он словно маг из выдуманных романов Трюдо. С ним обязательно нужно поговорить. А Талия, к сожалению, тянула с этим вопросом, из-за глупых обид и ещё более глупого желания «проучить этого козла», как она выразилась. Вот вроде теперь, баронесса, наконец, озаботилась на самом деле важной проблемой — его проблемой.
Родерик подлетел ближе к госпоже Евстафьевой, когда она взяла эйхос, на минуту задумалась, подняв к потолку свои красивые зеленые глаза и произнесла в эйхос:
«Саш, ты же друг? Ты нам жесть как нужен! Давай мы к тебе сейчас прилетим?» — проговорила Талия, бросила эйхос на кровать и принялась одеваться дальше.
* * *
Я ещё раз просканировал пространство на тонком плане, убеждаясь, что след Геры явный, и была она здесь не позже, чем минут пять назад. В пору было задуматься о некоторых магических шаблонах, которые прежде помогали мне в противостоянии с недружелюбными вечными. Их за все свои жизни я смог создать немного: два работали как разные варианты стража, оповещали меня при появлении рядом небесных или демонов; ещё один работал как ловушка, но ловушка крайне ненадежная, способная весьма разозлить высшую сущность; имелся шаблон забирающий энергию и ещё кое-что особое. Вечером надо будет продумать этот вопрос глубже, повспоминать и что-то адаптировать под магические особенности данного мира. Сейчас как бы не до того.
Я прошелся вторым вниманием по маминым покоям. Нашел графиню лежавшей ничком на кровати. Почувствовал её эмоциональное состояние — оно было жутким. Она не плакала, но о чём-то напряженно думала. И мысли рождались такие, что казалось вот-вот полетят искры. У меня даже возникла мысль попытаться вскрыть замок её двери. Сделать это тихо, тихо войти, спокойно заговорить, сразу предъявляя факты из папки Скуратова. Но эту мысль я отклонил — был риск сделать всё только хуже. Пусть пройдёт ещё какое-то время. Хотя бы часа два-три. Пусть Елена Викторовна хоть немного успокоится.
Тихо и тонко пискнул эйхос. Вряд ли ответила мама. Ковалевская? Так и есть. Я включил прослушку:
«Елецкий, что случилось?!» — вот так, кратко и сердито.
Нужно сразу было объяснить ей. Я поднес устройство ко рту и сказал:
«Оль, случилось. Мама пришла домой с этим Майклом Милтоном. Я на эмоциях сразу дал ему в морду, спустил с лестницы, выгнал. Мама, конечно, впала в истерику. Заперлась в комнате, не отзывается. Пойми правильно, я не могу сейчас её оставить и уехать на прогулку, будто ничего не случилось».