Вашингтон, округ Колумбия

Видал Гор

— Я люблю тебя такой, какая ты есть. — Это была правда. Он не мог представить себе свою жизнь без нее.

— Мне бы хотелось, чтобы Диана получила приглашение. Господи, король и королева! Вот уж не думала, что доведется встретиться и разговаривать с такими людьми. Ты думал?

— А как же, — ответил Бэрден, никогда не исключавший такую возможность. Интересно, что скажет Китти королю или — что еще хуже президенту. Нужно будет за ней присматривать.

Когда они свернули на Массачусетс-авеню, там уже бурлила толпа. На протяжении мили с лишним люди стояли вдоль улицы, пристально вглядываясь в автомобили с шоферами и их хозяевами.

— Диана снова

поговаривает о Нью-Йорке, о том, что хочет уехать и жить там. Едва ли это серьезно, но ты знаешь, какая она, если ей что-то взбредет в голову. Она даже просила Эда Нилсона подыскать ей работу в Нью-Йорке. Он обещал.

— Какую работу? — Бэрден внезапно насторожился и повернулся к ней, перестав разглядывать толпу.

— Любую. Эд спрашивал, следует ли ему взяться за это дело. Он такой милый, такой добрый. А ведь добрых людей так мало. Я сказала, чтобы он ничего не предпринимал, пока мы не поговорим с ней.

— Мы поговорим с ней. Что ей сказать — это уже другой вопрос.

Взопревший полисмен просунул голову в окно автомобиля:

— Вы по приглашению, сенатор?

Бэрден помахал приглашением Их Британских Величеств.

— Каждый так и норовит проскочить зайцем. Извольте взглянуть, сенатор. — Полицейский указал на длинную вереницу лимузинов, медленно подползавших к порталу английского посольства, меж тем как у чугунных ворот, выходящих на Массачусетс-авеню, люди так и липли к ограждению — словно обезьяны, подумал Бэрден, — стремящиеся во что бы то ни стало пролезть в золотую клетку. Полисмен дал знак Генри проезжать дальше.

— Приглашены многие, — сказал Бэрден и взял руку Китти в свою.

— Но мы — избранные.

II

Гарольд Гриффите распахнул дверь в свой кабинет:

— Заходи, заходи. Обычно он сидит там. — Гарольд изображал из себя старого слугу, который показывает рабочую комнату гения. — Да-да, вот за этим простым столом, на этой вот пишущей машинке он строчил свои яростные обзоры, которые пронимали дрожью восторга целое поколение и делали кино искусством. — Обрати внимание на вид из окна. Девятая улица, карикатурные дома и магазины — святилища порнографических книжек и диковинных устройств, созданных на утеху извращенным умам. — Гарольд страшновато заржал. Затем: — Ты почему не на приеме?

— Не приглашен. — Питер присел на край стола и принялся изучать готовые для печати рецензии на фильмы. Сколько романтики в работе у этого Гриффитса!

— Вранье, все вранье, — успокоил его Гриффите, сдвигая шляпу на затылок. — Ношу эту штуку у себя в кабинете. Чтобы не забывать, что я журналист.

— Да вы ведь, похоже, и сами кусочек кино. — Гарольд нравился Питеру.

— Невозможно просматривать двадцать фильмов в неделю и не подхватить эту заразу. Я закрываю двери, как Кей Фрэнсис. — Гарольд подскочил к двери, затем, с едва заметной улыбкой на губах, положил руку на шишку замка, уперся спиной в дверь и тихонько закрыл ее. — Обозначая скептицизм, я втягиваю щеки… вот так! — Он втянул щеки. Это вышло очень забавно. Питер рассмеялся. Ободренный пониманием зрителей, Гарольд преобразился в капитана Дрейфуса на Острове дьявола, когда он, едва переставляя ноги, шел к двери тюрьмы, щурясь от уже забытого им солнечного света. Дверь распахнулась. На пороге стояла женщина в большой шляпе и в белых перчатках. Она спросила:

— Гарольд, у тебя все дома?

Голос Гарольда звучал надтреснуто: он уже двадцать лет ни с кем не разговаривал.

— Свободен… свободен! — По его лицу катились непритворные слезы.

— Миленький

ты мой, прошу тебя, заткнись, ну? — Шляпа и перчатки не попали под власть его чар. — Редактор отдела городских новостей как сквозь землю провалился, а у него должно быть мое приглашение на прием, если оно вообще пришло, чего я не знаю…

— Знакомься — Элен Эшли Барбер.

Гарольд произнес имя почтительно, и Питер узнал в женщине редактора отдела светской хроники «Трибюн», даму с устрашающей внешностью, сомнительным владением синтаксисом и феноменальной вездесущностью. Вдова малоизвестного конгрессмена с Юга, она набивалась на приглашения чуть ли не во все именитые дома Вашингтона, и только дом ее шефа еще выдерживал осаду. Фредерика находила ее вульгарной.

— Как дела, миссис Барбер?

— Как видите, не блестяще. Должна я давать отчет о приеме или нет? Вот в чем вопрос. Отчет может идти и по отделу светской хроники, и по отделу новостей, и, уж конечно, на приеме будет вся пресса. Может, сам Блэз даст отчет? Он всегда грозился написать что-нибудь для газеты. Для него это было бы хорошим началом.

Питер возрадовался язвительности этого словесного извержения. Гарольд нет.

— Это Питер, сын Блэза, — сказал он.

Миссис Барбер это не смутило.

— Мне следовало знать это наперед. Вы пошли в мать, счастливчик, у нее такое чудесное лицо! Ишьты, какой детина вымахал! Взгляни на него, Гарольд! Ведь он выше тебя ростом.

— Все выше меня ростом, даже вы.

— Ведь вы сейчас… на втором курсе в Виргинском университете. О, я все о вас знаю. Такая уж у меня работа. Обожаю Шарлотсвилль. У меня даже был там кавалер, это когда я была еще девушкой в Атланте. Ну да, это было еще во время осады [14] . Ну, я вижу, помощи мне от тебя не дождаться, Гарольд.

14

То есть во время Гражданской войны 1861–1865 гг.

— Никогда.

— Буду рада вновь свидеться с вами, Питер. Очень, очень рада. Как-нибудь выберем денек и поговорим толком.

Миссис Барбер вышла из кабинета. Гарольд заметил:

— Если б ты захотел сляпать из пустышки редактора отдела вашингтонской светской хроники, лучшего результата ты бы не добился.

— Мне понравились перчатки.

— Мне нравится в ней все. Как по-твоему, к чему готовят тебя родители?

— Откуда мне знать? Отец сказал, что я должен работать в газете. Только и всего. Полагаю, рассыльным.

— Начни с корешков, унаследуй вершки. Это и есть Америка.

— Я-то рассчитывал, мне позволят работать с вами.

— Кино по утрам — это для стариков и неудачников. Кем в самом деле ты хочешь стать?

— Стать стариком, стать неудачником.

— Ну, до этого ты дойдешь естественным путем. А в промежутке?

— Сам не знаю. Наверное, политиком. Пока не решил.

— Что, от храма науки на Блу-Ридж мало проку?

— Он не так уж плох. — Питеру часто приходилось защищать свой университет от поклепов в том, что это всего-навсего захолустный клуб. Разумеется, это клуб, но очень недурной клуб; как выяснилось, между заседаниями у его членов оставалась масса времени, и он глотал книгу за книгой. Сейчас он читал Д. X. Лоуренса. С удивлением обнаружив, что по ошибке выбрал не того Лоуренса, — этот знать не знал про восстания в пустыне, — он продолжал читать про влюбленных женщин и находил в этом немалое удовольствие.