Василиса Опасная. Зеркальная маска джанары
Шрифт:
– Что? – я вытаращилась на него, но он был абсолютно серьезен. – Да что вы все заладили про эту тюрьму? – спросила я с вызовом. – За что меня сажать? Я еще несовершеннолетняя!
– Абигейл Уильямс было тринадцать, когда ее определили в Особую тюрьму. Она там уже почти четыреста лет.
Если он рассчитывал напугать меня, то ошибался.
– Я не знаю, кто такая твоя Абигейл, – произнесла я с вызовом.
– Да, мы это еще не проходили, – смущенно признал Анчуткин. – Это будет в следующем полугодии, когда начнем проходить процесс Салемских
– Какого ковена?!
– Южного… – совсем растерялся Анчуткин. – Она не могла контролировать свою силу, и ее изолировали. Ты же не хочешь, чтобы это случилось с тобой… Тут болтают, что ты подожгла машину ректора одним взглядом.
Я замолчала, кусая губы, и не зная, что ему ответить.
– А у тебя сколько процентов по волшебной силе? – спросил Анчуткин. Наверное, под шестьдесят? Хотя, нет, – спохватился он. – Поджечь взглядом – это не меньше семидесяти будет…
– Семь, – сказала я громко и отчетливо.
– Ну вот, я же говорил – семьдесят, – с готовностью поддержал он.
– Семь, – повторила я. – У меня всего семь процентов. Я – особь класса «Цэ».
Лицо Анчуткина вытянулось, и на мгновение он стал ужасно похож на Козлова.
– К-как – семь?! – прошептал он, потрясенно. – Шутишь, наверное?
– Вообще не шучу, – я решительно поправила бейсболку. – Когда мы дойдем уже? Ты как будто нарочно длинным путем ведешь.
– Почти пришли, – Анчуткин покраснел, как рак. – Только не ругайся с Царёвым…
Мы спустились по узкой лесенке, прошли боком через такую же узкую дверь и оказались в просторном коридоре, перед неплотно прикрытой дверью, из-за которой доносилась странная переливчатая музыка.
Разговор с Анчуткиным не прибавил мне позитива. Черте что тут происходит. Садят в тюрьмы малолеток. И за что?! Какие поджоги взглядом? Я и не смотрела на эту проклятую машину!
Мы не успели войти в аудиторию, потому что путь нам преградила бойкая девица, очень непохожая на остальных студенток «Ивы». Она была в спортивном костюме, без макияжа, и волосы у нее были стянуты в затылок так же, как и у меня.
– Ты – новенькая? – спросила она требовательно. – Краснова? – тут она взглянула в блокнотик, который держала в руке. – Василиса, правильно?
– Да, – ответила я, готовясь к какой-нибудь новой каверзе.
– Я с третьего курса, Алёна Козлова, – свое имя она произнесла быстро и невнятно, уткнувшись в блокнот, – я занимаюсь подготовкой выступления к выпускному соревнованию с приматами. Ты будешь участвовать? – она требовательно выпятила подбородок, посмотрев на меня светло-карими глазами.
– То есть я еще и примат… – сказала я с угрозой, снимая рюкзак с плеча.
– Она не знает, кто такие приматы! – встрял Анчуткин.
– Не знает? – Алёна-с-третьего-курса вскинула
– Приматы – это те, кто учится в Институте Прикладной Магии, – объяснил мне Анчуткин. – Сокращенно они называются «ПриМа», и мы зовем их «приматы», – он хихикнул, но под суровым взглядом третьекурсницы продолжил: – У нас с ними постоянно соревнования, а в конце учебного года – финальные показательные выступления. Ты будешь участвовать?
Я немного остыла и успокоилась. Соревнования – это было интересно. И это было понятно. И даже круто.
– А что надо делать? – спросила я небрежно, чтобы эта Алёна не подумала, что я страх как хочу выступать против этих «приматов».
– Вопрос в том, что ты можешь показать, – деловито и напористо заявила Алёна. – Что умеешь?
– Танцевать.
– Танцевать? – пожалуй, это озадачило ее еще больше, чем то, что мне не было известно о «приматах».
Я сняла рюкзак и положила его у стены, и туда же швырнула бейсболку, а потом без разминки сделала прыжок назад через голову, даже не оперевшись об пол рукой. Когда я встала на ноги, Анчуткин смотрел на меня, как на настоящее чудо, и даже его восхищение было приятно. Вот только на девицу это особого впечатления не произвело.
– А что умеешь магического? – спросила она строго. – В чем сильна? Иллюзия? Массовый гипноз? Левитация? Что сможешь показать?
– Ничего такого не умею, – призналась я, почувствовав себя неудачницей еще почище Анчуткина.
– Жаль, – Алёна поджала губы. – Ну что ж, все равно приходи… как время будет. Попробуем использовать тебя где-нибудь в подтанцовке.
Она сделала пометку в блокноте и умчалась по коридору бодрой трусцой.
– Слушай, ты так здорово вот это вот сделала… – Анчуткин покрутил руками, изображая в воздухе какие-то кривые окружности.
Я молча подобрала бейсболку и рюкзак и пошла в аудиторию, откуда продолжала литься серебристая переливчатая музыка.
Глава 5
Ворвавшись в аудиторию, я тут же вписалась в широкую спину Царёва. Он стоял напротив дверей и не повернулся, когда я толкнула его. А ведь я сразу приготовилась дать отпор, если полезет с насмешками.
Но Царёв стоял столбом, а рядом с ним застыл Козлов, глядя куда-то перед собой. И остальные студенты из моей группы замерли у входа.
Осторожно выглянув из-за Царёва, я увидела странную и очаровывающую картину – перед нами, на ступеньке, ведущей на кафедру, сидел тот самый синеглазый красавец, которого мы с Ленкой встретили на проходной «Ивы», и играл на гуслях. Гусли я видела только в далеком детстве – в советских фильмах про Иванушек и Алёнушек, но там были какие-то другие гусли, потому что те мелодии я не могла вспомнить – хоть убей! – а эта…
Что-то невероятно знакомое, сказочное, отчего сердцу становилось тесно в груди, и одновременно хотелось взмахнуть руками и полететь в танце. Именно полететь, а не прыгать через голову.