Василий Аксенов — одинокий бегун на длинные дистанции
Шрифт:
— Да, храм Александра Невского.
— Через дорогу, прямо напротив, «Палас-отель», чуть ниже выход на городской пляж к зданию казино и променаду. Открыв первую главу «Редких земель», я испытал практически стереоскопические ощущения (история романа начинается в Биаррице). Все как 10 лет назад: пасхальная служба в игрушечном храме, сильный ветер с Атлантики, невероятной глубины отлив — в темноте только океан слышно, мокрый песок так черен, что идешь словно по пустоте.
— Приход, к сожалению, развалился, и вокруг храма жуткие дрязги. Распадаются остатки старого
— Жаль. А эти красивые люди с обожженными солнцем испанскими лицами, но говорящие по-украински, еще появляются?
— Это украинцы из Испании. Они-то и перестали ходить. До этого момента настоятелем был китаец — отец Георгий. У нас с ним были очень хорошие отношения. Он ратовал за воссоединение с Московской патриархией, так его турнули… Сейчас для тех, кто остался, приезжает служить священник из Парижа.
— Почему вас перестали печатать в Америке?
— В течение всех лет, пока я жил в Америке, меня печатало одно из крупнейших издательств, а может быть, и самое крупное, «Рэндом Хауз». Они издавали переводы моих книг. «Московская сага» ведь впервые вышла в Америке. Была ли от них прибыль? Как ни странно, мой самый авангардный роман «Ожог» стал наиболее прибыльным. Но они печатали меня не для прибыли: меня и похожих на меня публиковали для поддержания своего престижа, как необходимость. Но вот очень странная ситуация, типичная для XXI века. Во-первых, громадное издательство поглотил немецкий издательский дом, фактически откусил голову… Известно же, что динозавры без головы ходили. Мой издатель, конечно, сказал мне: «Ты не бойся…». Но немцы заслали своего агента. Потом его назначили, и он стал увольнять и набирать других людей. Разогнав редакцию, взялся за авторов, которые не приносят больших барышей, в том числе и меня. На прощальном вечере мне сказали, что я спасал свои романы из Советского Союза… А я им ответил, что пришло время спасать их из Америки.
— Ваши романы в России наверняка должны приносить прибыль.
— Да, хотя и не такую, как в Америке. Это для меня совершенно не главная цель, я ее не преследую. Если есть удача, то это хорошо. Но сам я за удачей не гонюсь. Я пишу по-русски, и здесь есть небольшое число людей, которые могут оценить язык книги, не только историю, рассказанную в книге, но и то, как она рассказана.
— Для русского писателя это чуть ли не самое важное…
— Конечно. Где писать — это все равно. Говорят, что писатель может работать вдали от родины…
— Пройдя через «Редкие земли», трудно пропустить одну из главных проблем мыслящего человека — отношения с властью. Доверие к власти — удел бесстрашных людей?
— От власти, так или иначе, все зависят. На то она и власть. Но требования, которые предъявляет власть к людям, должны иметь понятные законные формы, например в форме налога.
Ведь мы видели, что произошло с «ЮКОСом». Они стали первыми, кто стал нормально платить, последние годы своего существования вообще не выдавали никакого черного нала и стремились к прозрачности… В то время, да и сейчас больше половины страны ведет двойную игру. Трудно сказать, кто сколько зарабатывает
Помните, в романе кто-то из асимметричных лиц спрашивает: «Как же можно верить нам? Вы должны верить Родине…» А ему отвечают: «Так как же можно этой суке верить?» Пока комсомольцы препирались, Ашка (героиня романа «Редкие земли») встала и спросила: «Где расписаться?» Она за многих мужчин приняла решение. Это были бесстрашные люди. Я слышал, что за время этого Клондайка не меньше 30 тысяч бизнесменов погибли. Это невероятно, столько людей решили рисковать, не имея никакой защиты государства.
И эти ребята, которых сейчас осудили на второй срок… Это такая сталинщина, такая хрущевщина… Хрущев, который за жалкие доллары приказал пересудить и расстрелять… Рокотов и Файбышенко — вот мученики этого уничтоженного капитализма. Фактически шла борьба не на жизнь, а на смерть… Вот книга Юлия Дубова «Большая пайка», она написана неровно, но в ней очень точно отражены процессы, которые необходимо знать и помнить.
— Может, должно произойти что-то ужасное, чтобы какое-то количество людей перестали гоняться друг за другом с палками?
— Прежде всего нам надо вырабатывать толерантность, должна приветствоваться либеральная идеология. Администрация Путина хотя и наваляла ерунды, но она еще какой-то стабилизирующий фактор. Что из этого получится, трудно сказать. Но не дай бог произойдет какой-нибудь путч…
— Что чем управляет: идеи идеалами или наоборот?
— Это, по-моему, совсем разные вещи. Идеал — это не-оформленное что-то, это вроде вдохновения… Идея же всегда выражается в политике. Это разные вещи.
— Выходит, что искусство ничего не может дать политике?
— Практически оно должно быть в стороне от политики. Искусство и политика — это строительный материал. Идеал — это то, что толкает людей к творчеству. Если влезаешь в политику, толка большого не будет. Вот так же, как Пастернак, который был в принципе рожденный гений. Он в идеалах весь витал, а его все время подталкивали стать ведущим поэтом социалистической державы и т. д. Я как раз сейчас читаю замечательную книгу Быкова (серия ЖЗЛ «Пастернак»), там есть упоминание о знаменитом телефонном разговоре с дядей Джо о Мандельштаме. И Пастернак все время пытался ему объяснить — он не из вашего огорода. Вам нужна формулировка, а у меня ее нет и не может быть по определению. При всем уважении он не может сделать выбор… А Сталин сказал, что хотел поговорить о жизни и смерти и в конце концов брякнул трубкой.
— В вашем романе многое звучит не впрямую, и тем не менее достаточно публицистично, что для вас особенно важно.
— Конечно. Это тема возвращения культа большевизма…
— Исторически поддержание любого культа прибавляет стране стабильности.
— Жажда стабильности — это понятно.
— Правда, возникает большой недобор в понимании, из чего на самом деле состояла эта стабильность. Я имею в виду молодое поколение.