Василий Блюхер. Книга 1
Шрифт:
Эта простая и ясная речь открыла Василию глаза. Он готов был, как на фронте, ринуться в атаку и сразу завоевать весь гарнизон. Куйбышев его понял.
— Вижу — уже загорелся, — предупредил он. — Это хорошо, но делать надо не с горячей головой. Взрывать надо не с краю, а изнутри. Пусть лучшие агитаторы проникнут в части, завоюют сердца солдат, и тогда нам обеспечено большинство в Совете.
Накал политической борьбы в стране достиг предела. В июне Керенский погнал солдат в наступление по всему фронту. Снова оросились поля русской кровью. Возмущенные питерские рабочие вышли на улицы с протестом, но в них стреляли
Самарские рабочие и солдаты гарнизона собрались на митинг и поддержали большевиков.
Каждый день из столицы приходили неожиданные новости. Говорили, будто Керенский приказал арестовать Ленина, но Владимир Ильич успел уйти в подполье и оттуда руководит большевиками. О главнокомандующем русской армии Корнилове говорили, что он поднял мятеж, двинул с фронта на Петроград казачьи части, чтобы разгромить Советы, но рабочие и революционно настроенные солдаты подавили мятеж, а самого Корнилова арестовали.
Это там, в Питере. А здесь, в Самаре, на выборах в Совет победили большевики — за них голосовал почти весь гарнизон. Блюхера избрали заместителем председателя военной секции.
— Вот теперь тебе надо заняться формированием отрядов Красной гвардии, — поучал Куйбышев Василия. — Не всякого бери, а того, кто согласен бороться за власть Советов до последней капли крови. Вербуй как можно больше рабочих, на них вся надежда.
Наступили горячие дни. Свободного времени в обрез, дел по горло. 102-й полк распустили. Половина солдат записалась в отряд Красной гвардии, другая не согласилась. Блюхер приказал выдать уезжающим на родину хлеба, сала, сахару и махорки. Их проводили на вокзал и попрощались. Все были уверены, что против Советов эти солдаты не пойдут, а домой их тянет боязнь лишиться при разделе земли своей доли.
Началась сложная и кропотливая работа по созданию новой армии, а кругом враги. Возвращаясь как-то поздним вечером в казармы, Василий проходил через Струковский сад. Днем отсюда открывался просторный вид на Волгу. В самом саду цветники, фонтаны. Некогда он принадлежал богатому чиновнику Струкову, но его отобрала казна за недоимки. Сейчас из темной тенистой аллеи доносился тоненький тенорок:
Все б на тот простор глядел, вместе с Волгой песни пел.Неожиданно перед Василием выросли два здоровых парня, один из них был в матросском бушлате и бескозырке.
— Дай закурить, браток! — попросил матрос.
Василий достал из кармана кисет и, подавая, предупредил:
— Махорочка, не табачок.
В ту же минуту матрос сильно ударил Василия кулаком в грудь. Он отлетел в сторону, но удержался на ногах и, выхватив из кобуры револьвер, выстрелил в темноту. До него донесся возглас: «Береги, Блюхер, голову!» И все смолкло. Голос в аллее уже не пел. В небе светились звезды.
Василий сошел с дорожки и укрылся за деревом. Так он простоял с полчаса и, только убедившись, что никого нет, выбрался из сада. На другой день он приказал ежевечерне с наступлением темноты отправлять патрули по всему городу. Жители почувствовали установление
Весть о свержении Временного правительства пришла в Самару вечером. На другой день был сформирован Военно-революционный комитет во главе с Куйбышевым. Блюхера избрали членом Ревкома. Стремительный темп новой жизни захватил его целиком. Весь день он то в отряде, то в гарнизоне, то в горкоме партии. Теперь он почувствовал, как круто повернулась его жизнь. Он не помнил, где и когда спал, что ел. Он подписывал приказы, сколачивал отряды, разбирал жалобы, выступал с речами до хрипоты, похудел, осунулся, но никогда голова так ясно не работала, как сейчас. Он даже позабыл о ранах. Никто не догадывался о физических болях, которые мужественно переносил Василий, порой ему самому казалось, что их вовсе не было. Напоминала о спине только перевязка. Выпросив как-то в лазарете за Лесной пристанью новые бинты, а у какого-то городского аптекаря пузырек рыбьего жира, Василий ночью в кабинете полкового комитета, где спал на диване, решил сменить перевязку. Он вызвал Кошкина и завел с ним разговор.
— Тяжела служба? — спросил Василий.
— Выдюжим, товарищ командир.
— Ты тутошний?
— Так точно!
— На фронте был?
— Два раза ранили, потом в запасный полк попал.
Василий почесал мизинцем свои щетинистые усики и, повременив, снова спросил:
— Язык за зубами умеешь держать?
Кошкин недоуменно пожал плечами и в свою очередь смело спросил:
— Вы чего хотите, товарищ командир?
— Понимаешь, дружок, меня в бою покалечило. Лечился в госпитале, раны понемногу зажили, но бинтов я не снимаю. Хорошо бы их сменить. Один не справлюсь. Подсоби! Но никому про это не рассказывай.
Он вышел на середину комнаты, снял с себя гимнастерку. Кошкин пристально следил за тем, как Василий с предосторожностью стянул нательную рубаху, и перед ним предстал человек, забинтованный от подмышек до пояса сбившейся в комок марлей. Долго искал Василий концы, наконец нашел, развязал их и быстро освободился от бинтов. При свете электрической лампочки перед Кошкиным вырисовалась красно-лиловая спина, словно обваренная кипятком.
— И здорово же вас покалечило, товарищ командир, — произнес он сочувственно. — Дотронуться можно?
— Только не дави.
Василий бережно смочил тряпочку рыбьим жиром, — перед глазами невольно возник образ Клавдии с ловкими руками и женской умелостью, — подал ее Кошкину и сказал:
— Смажь!
Кошкин легко провел от лопаток до пояса и спросил:
— Чего таите от всех?
— Стыжусь.
Кошкин понимающе посмотрел на Василия, безмолвно перебинтовал спину и вышел из комнаты. И только Блюхер остался один, как проворной походкой вошла девушка в зеленой стеганке и сапогах. Василий узнал ее — она работала в горкоме.
— Чего тебе, дочка? — Василий неловко приподнял плечи оттого, что Кошкин туго забинтовал его.
— Валериан Владимирович срочно вызывает.
«Что бы это могло случиться?» — подумал он.
Куйбышев встретил его приветливо.
— Я тебя вызвал ночью потому, что час назад получил телеграмму от Ленина. — Куйбышев испытующе посмотрел на Блюхера и спросил: — Гарнизон нас не подведет?
Блюхер пожал плечами («На совесть забинтовал Кошкин», — подумал он) и ответил:
— Вроде как надежный.