Василий Блюхер. Книга 1
Шрифт:
— Главком тута?
Он успел заметить Блюхера. Ловко подскочив, он ухватился за поручень и взобрался в вагон.
— Товарищ главком, семафор закрыли, начальник станции не принимает эшелона.
— Почему? — спокойно спросил Блюхер.
— Балодис уже ходил узнавать, а ему дежурный ответил: «Главком Томин приказал. Блюхера дожидается».
— Что за человек? Откуда он дознался, что я еду? — удивился Блюхер.
— Шила в мешке не утаишь.
Шарапов беспокойно поднялся с нар, выглянул из вагона и сказал:
— Видать, шельма Томин, потому коней по сходням не свести, насыпь мешает. Вроде как ловушка.
Через
— Прибыл Томин и дожидается в вашем вагоне.
— Один или со своим штабом?
— С ним казак и солдат. Я их по форме пригласил и спрашиваю: «Вам кого?» А Томин — он в красной рубахе, и бородка у него черная-черная — отвечает: «Хотим повидать товарища Блюхера». Не пойму: в гости приехали или с подвохом.
— Пойдем с нами! — предложил Блюхер Шарапову. — Может, узнаешь этого казака.
Когда Блюхер вошел в свой вагон, гости поднялись, и бородатый казак сказал:
— Дозвольте представиться: главком Николай Дмитриевич Томин. Этот человек — казак Назар Филькин, а этот — солдат Савва Коробейников.
Блюхер удивленными глазами посмотрел на Коробейникова, а тот на Блюхера, и оба одновременно воскликнули:
— Земляк!
Они стали хлопать друг друга по плечам, но Блюхер тут же съежился. Коробейников оторопело оторвал руки.
— Прости меня… Забыл… Ну как?
— Так себе, — уклончиво ответил Блюхер и, чтобы замять этот разговор, которого никто, кроме Балодиса и Кошкина, не понял, обратился к Томину: — Если бы не красная рубаха, то я принял бы вас за дутовца.
— Как я вас за немецкого генерала, — ответил Томин и рассмеялся.
— Выкусишь теперь у меня, — прошептал Коробейников Филькину.
— Посля погуторим, — ответил казак с уважением к Савве и подумал: «Не врал солдат».
— Так с чего начнем, Николай Дмитриевич? — спросил Блюхер.
Томин, которому не сиделось, — он всегда был в движении, — с большим трудом сдерживал себя, чтобы не выпалить все, что он думает.
— Коробейников оказался прав. Вы тот самый георгиевский кавалер Блюхер, с которым он лежал в госпитале. Он мне про вас рассказывал. А теперь я вам расскажу про себя.
Когда Томин закончил, Блюхер протянул ему руку:
— Я вас приветствую не как главком, а как председатель Челябинского ревкома.
Томин сразу стушевался, поднялся со стула и по-военному ответил:
— Слушаю ваши приказания!
— Чего вы встали? — удивленно спросил Блюхер. — По уставу чинопочитания? Ни мне, ни вам этого не надо. Поговорим лучше о деле. Какие у вас силы, Николай Дмитриевич?
— Отряд у меня на три с плюсом. Помощником я себе выбрал бывшего унтера Баранова. Мужик грамотный, честный. Есть у меня кавалерийский полк имени Степана Разина, — правда, не полный, но три сотни насчитаю. Полком командует казак Карташев. Звезд с неба не хватает, но казаки его крепко уважают. Одет всегда по форме, в казацкой офицерской шинели голубого сукна. В полку одна беднота. Это раз! — и Томин, не выпуская из рук нагайки, загнул мизинец. — Есть у меня троицкая батарея. Командует ею казак Назар Филькин, вот он сидит перед вами. Был у Дутова, а теперь красный до зарезу. Уважает советскую власть и любит спорить с Коробейниковым, моим советником. Это два! — и загнул безымянный палец. — Есть у меня семнадцатый уральский стрелковый социалистический полк — всем полкам
Все рассмеялись, а Томин невозмутимо добавил:
— Говорю правду. В полку есть еще пулеметная команда с тридцатью двумя пулеметами и фурманка Красного Креста и даже сестра милосердия Шура. Имеете три! — и загнул средний палец.
— Замечательно! — отозвался Блюхер. — Со мною едет в Челябинск казачья сотня, командует ею старый казак, к которому я питаю особое почтение, Семен Абрамович Шарапов. Вот он!
Шарапов важно покрутил усы и крякнул, словно опрокинул в себя стакан водки.
— Думаю, что эту сотню следует влить в твой полк имени Разина, — добавил Блюхер, перейдя неожиданно на «ты» с Томиным, и обратился к казаку: — Согласен, Семен Абрамыч?
— Мое дело исполнять приказания, но интересно, что скажет Николай Дмитрич.
— Если ты за Ленина, — ответил Томин, — то нам делить нечего.
— Этот вопрос мы обсудим в Челябинске, — опять заговорил Блюхер. — Все твои силы, Николай Дмитриевич, мы объединим в троицкий отряд, и ты продолжай им командовать. Об остальном поставлю тебя в известность.
Все поднялись и стали прощаться. Коробейников, подойдя к Блюхеру, негромко спросил:
— Когда свидимся? Клавдия в Казани или здесь с тобой?
Блюхер невольно усмехнулся:
— Приезжай в Челябу — там покалякаем. Жена твоя здорова?
— Писал ей, а ответа нет, — пожал плечами Коробейников, и Блюхер по интонации понял, что Савва рад отсутствию писем.
Весть о бегстве Дутова из Оренбурга дошла до станицы Зиберовской, в которой размещался штаб Кашириных. Если Николай считал, что в борьбе с дутовщиной всем отрядам, действовавшим разобщенно, следует объединиться, то Иван категорически возражал. Среди казаков Иван пользовался большим авторитетом хотя бы потому, что, отказавшись от манер, которые ему привили в офицерской школе, он старался говорить просто с казаками, ввертывать в свою речь озорные шутки и даже крепкое словцо. Иным был Николай. Помимо знаний, приобретенных в школе, он читал книги, изучал немецкий язык и был знаком с политической литературой.
Оба брата были коммунистами, но в Иване жило анархистское начало, и потому он нередко ошибался, считая при этом, что цель оправдывает средства. Он говорил, что за советскую власть надо беззаветно бороться, но прислушиваться ко всему, чему учит партия, вовсе не обязательно.
— Казак все равно не поймет, что такое марксизм, — спорил он с братом, — ему надо втемяшить в голову одно: богачи твои враги, — значит, их надо уничтожать, и тогда казаки вольготно заживут. Ты ему подай яичницу с салом, а марксизмом он сыт не будет.