Василий III. Иван Грозный
Шрифт:
Между тем Грозный занят был своими военными планами. С наступлением осени он собрал все военные силы для нового вторжения в Ливонию. Поход начался, как вдруг царь отменил его и на перекладных помчался в Москву. Причиной внезапного отъезда было известие о заговоре в земщине.
Сведения о заговоре противоречивы и запутанны. Многие современники знали о нем понаслышке. Но только двое — Генрих Штаден и Альберт Шлихтинг — были очевидцами.
Штаден несколько лет служил переводчиком в одном из земских приказов, лично знал главу «заговора» конюшего Челяднина и пользовался его расположением. Осведомленность его относительно настроений земщины не вызывает сомнений. По словам Штадена, у земских лопнуло
Шлихтинг, подобно Штадену, также служил переводчиком, но не в приказе, а в доме у личного медика царя. Вместе со своим господином он посещал опричный дворец и как переводчик участвовал в беседах доктора с Афанасием Вяземским, непосредственно руководившим расследованием заговора. Шлихтинг располагал самой обширной информацией, но он, дважды касаясь вопроса о земском заговоре, дал две взаимоисключающие версии происшествия. В своей записке, озаглавленной «Новости», он изобразил Челяднина злонамеренным заговорщиком, а в более подробном «Сказании» назвал его жертвой тирана, не повинной даже в дурных помыслах.
Историки заимствовали из писаний Шлихтинга либо одну, либо другую версию в зависимости от своей оценки опричнины. Какой же из них следует отдать предпочтение? Ответить на этот вопрос можно лишь после исследования обстоятельств, побудивших Шлихтинга взяться за перо. Свои «Новости» беглец продиктовал сразу после перехода русско-литовской границы. Он кратко изложил наиболее важные из известных ему сведений фактического порядка. Все это придает источнику особую ценность. «Сказания» были написаны автором позже по прямому заданию польского правительства.
Войтех (Альберт) Шлихтинг был польским шляхтичем из известной дворянской фамилии. Он служил в войсках Сигизмунда II и попал в плен к русским в 1564 г. С 1568 г. он попал в опричнину как слуга лейб-медика.
Происхождение Шлихтинга помогло ему завоевать доверие польских властей. Оценив осведомленность шляхтича насчет московских дел, королевские чиновники решили использовать его знания в дипломатических акциях против России.
Папа римский направил к царю посла с целью склонить его к войне с турками. Король задержал папского посла в Варшаве и, чтобы отбить у него охоту к поездке в Москву, велел вручить ему «Сказания» Шлихтинга. Памфлет был переслан затем в Рим и произвел там сильное впечатление. Папа велел немедленно прервать дипломатические сношения с московским тираном. Оплаченное королевским золотом сочинение Шлихтинга попало в цель. В соответствии с полученным заданием Шлихтинг всячески чернил царя и не останавливался перед прямой клеветой. В «Сказаниях» он сознательно фальсифицировал известные ему факты о заговоре Челяднина. Но, не желая вовсе жертвовать истиной, Шлихтинг незаметно для посторонних глаз попытался опровергнуть собственную ложь. При описании новгородского погрома он мимоходом бросил многозначительную фразу: «И если бы польский король не вернулся из Радошкович и не прекратил войны, то с жизнью и властью тирана все было бы покончено». Это замечание, рассчитанное на невнимательного читателя, не имело никакого отношения к новгородскому походу, зато оно непосредственно касалось заговора Челяднина.
Осенью 1567 г. польский король Сигизмунд II собрал в белорусском местечке Радошковичи большую армию. Едва ли он рассчитывал разгромить царское войско в большом сражении. Литовские лазутчики доносили, что трон царя шаток, а недовольство бояр велико. Военная демонстрация на границе могла подтолкнуть к решительным действиям тех, кто не желал более терпеть опричные беззакония.
Слова
Историков давно занимал вопрос: мнимые или подлинные заговоры лежали у истоков опричного террора? Два современника, непосредственных очевидца событий, единодушно, как теперь выяснено, свидетельствовали в пользу подлинности заговора. Но можно ли доверять их словам? Не следует ли прежде выяснить, какими источниками информации пользовались эти очевидцы? Ответить на поставленный вопрос не так уж и трудно. И Шлихтинг, и Штаден служили в опричнине и черпали сведения в опричных кругах, где взгляд на события был подчинен предвзятой и сугубо официозной точке зрения.
Опричные судьи утверждали, будто заговорщики подписали письменный контракт или договор. Однако в определении содержания «контракта» свидетели расходились. По Штадену, недовольные намеревались посадить на трон князя Владимира Андреевича. Шлихтинг утверждал, что бояре заключили договор с целью выдачи Ивана IV королю. Подробности насчет того, что Старицкий, Бельский и Мстиславский посетили Федорова и взяли у него списки заговорщиков, относятся, по-видимому, к области вымыслов. Названные лица находились в разных местах.
Неофициальная летопись земского происхождения сообщала иную версию. Ее авторы в отличие от опричников утверждали, что форменного заговора в земщине не было, что вина земцев сводилась к неосторожным разговорам: недовольные земские люди «уклонялись» в сторону князя Владимира Андреевича, лихие люди выдали их речи царю и недовольные «по грехом словесы своими, погибоша».
Выяснить, где кончались крамольные речи и начинался подлинный заговор, никогда не удастся. Историк в состоянии воссоздать ход событий лишь предположительно. Недовольные исчерпали легальные возможности борьбы с опричниной. Преследования убедили их, что царь не намерен отменить опричный режим. Тогда они втайне стали обсуждать вопрос о замене Грозного на троне. Рано или поздно противники царя должны были посвятить в свои планы единственного претендента, обладавшего законными правами на трон, князя Владимира Андреевича. Последний, оказавшись в двусмысленном положении, попытался спастись.
Иван IV тщательно готовился к военной кампании, которая должна была решить судьбу Ливонии. Появление крупной неприятельской армии у него на фланге расстроило все планы. Донос Старицкого окончательно осложнил ситуацию.
Во время похода в Ливонию князь передал царю разговоры, которые вели в его присутствии недовольные бояре. Царь увидел в его словах непосредственную для себя угрозу, начало боярской крамолы, которой он боялся и давно ждал. Вероятно, показания князя Владимира не отличались большой определенностью и не могли служить достаточным основанием для обвинения Челяднина. Популярность конюшего в думе и в столице была очень велика, и Иван решился отдать приказ о его казни только через год после «раскрытия» заговора.
По свидетельству Шлихтинга, князь Владимир помог опричникам заполучить список участников заговора якобы из рук самого Федорова-Челяднина. Более вероятно, что список был составлен на Пыточном дворе в опричнине. В ходе начавшегося розыска опричники взыскали с конюшего огромную денежную контрибуцию и сослали его в Коломну. Многие его «сообщники» были тотчас же казнены. Начался трехлетний период кровавого опричного террора. Под тяжестью террора умолкли московские летописи. Грозный затребовал к себе в Слободу текущие летописные записи и черновики и, по-видимому, не вернул их Посольскому приказу/ Опричнина положила конец культурной традиции, имевшей многовековую историю. Следы русского летописания затерялись в опричной Александровской слободе.