Василий III
Шрифт:
«Собаке собачья смерть. Так мы поступим с каждым, кто встанет на нашем пути!»
Дверь тихо скрипнула, на пороге появился чернец. Митрополит вопросительно глянул на него.
– Дьякам Посольского приказа стало ведомо о скоропостижной кончине в нашем граде посла турецкого султана Скиндера.
– Искандеря?
– Митрополит сделал круг по палате, мысли вихрем замельтешили в его голове.
«Максим Грек не раз встречался с послом Искандерем. Но когда церковный собор судил его, нам, по правде говоря, не удалось доказать его вины. Ныне, когда посол турецкого султана мёртв, вина инока Максима может стать очевидной, а это позволит
Сердце Даниила билось учащённо. Наконец-то он окончательно разделается с ненавистными ему нестяжателями!
– Вели дьякам хорошенько обыскать двор Искандеря. Пусть досконально проведают, не имел ли он грамот к турецкому султану от Максима Грека и его сообщников. Да загляни ещё на двор князей Тучковых и передай мой приказ Михаиле Васильевичу немедля явиться ко мне. Надлежит ещё вызвать из Пафнутьева-Боровского монастыря Афанасия - бывшего келейника Максима Грека. Снаряди также гонца ко владыке крутицкому Досифею. Пусть прибудет ко мне.
Михаил Васильевич был озадачен приглашением срочно навестить митрополита. Уж не проведал ли Даниил о его сношениях с Максимом Греком или Вассианом?
Первосвятитель сухо встретил Тучкова, его голос гулко звучал под сводами палаты:
– Ведомо ли тебе, князь, что в нашем граде преставился посол турецкого султана Искандерь?
– Слышал о том, святой отец.
– У этого самого Искандеря дьяки нашли грамоты известного тебе еретика Максима Грека, в коих он хулил государя нашего, великого князя всея Руси Василия Ивановича, и призывал турецкого султана к войне с нами. Находясь в заточении в Иосифо-Волоколамском монастыре, Максим Грек не исправился, а продолжает, как пишут о том верные люди, пребывать в ереси. Вопреки строжайшему моему запрещению, посылает он своим доброхотам тайные грамоты.
– Митрополит указал на записку, лежащую на его столе.
«Не нам ли писана сия грамота?» - испугался Михаил Васильевич.
– Всё это побуждает меня обратиться к великому князю с просьбой вторично судить Максима Грека на церковном суде. Всем ведомо: до осуждения, будучи иноком Чудова монастыря, еретик многократно принимал в своей келье сына твоего Василия и совокуплялся с ним в единомыслии.
– Даниил сделал многозначительную паузу и угрожающе закончил: - Мыслю я, великий князь наложит на сына твоего за его дружбу с Максимом Греком опалу.
Окольничий стоял красный как рак, пот струйками стекал по его спине.
– Мой сын по недомыслию, по молодости лет в самом деле бывал в келье Максима Грека. Это, однако, не означает, что он вредил государю нашему Василию Ивановичу. Да разве он один заходил к нему? Ведомо ведь тебе, святой отец, многие люди навещали Максима до его осуждения.
– Те, кто бывал в келье еретика, давно уже покаялись перед государем в своей вине и поведали ему о пагубе, распространяемой Максимом Греком. Сын же твой, впав в гордыню, до сих пор у государя не был, хотя наверняка слышал хульные речи Максима и видел, как и многие другие, греческие грамоты в его келье. Вина Василия явная, а потому опала неизбежна.
Митрополит говорил так уверенно, что у князя Тучкова не возникло ни малейшего сомнения в правдивости его слов.
– Святой отец! Мой сын совершил дурное не по умыслу, а по глупости, по молодости
– Так уж и быть, боярин, помогу я тебе, - снисходительно ответил митрополит, - ежели сын твой, осознав великую вину свою перед государем, преступит через гордыню. Сегодня же ударь челом великому князю, скажи: сын мой хочет покаяться перед тобой. Пусть Василий признается, что видел у инока Максима греческие грамоты и слышал от него хульные речи о государе. Великий князь вельми добр к тем, кто винится перед ним. Мыслю я, он простит твоему сыну его вины за молодостью лет.
Михаил Васильевич, тяжело ступая, вошёл в горницу сына. Василий, едва взглянув на отца, сразу понял: случилось нечто неприятное.
– Что-то ты сегодня невесел, отец, уж не наложил ли на тебя государь опалу?
– От этого пока Бог уберёг, но, чует моё сердце, до беды недалеко.
Княжич вопросительно посмотрел на отца.
– Был я сегодня у митрополита, сильно гневается он на Максима Грека за его проступки. Говорит, будто у скончавшегося вчера турецкого посла Скиндера нашли грамоты инока Максима к султану, в коих он побуждал нехристя начать войну против нас. Грех-то какой! Мы с тобой и не ведали, что Максим Грек - ворог Руси. Беда приключится, ежели митрополит докопается до наших грамот в Иосифо-Волоколамский монастырь.
– А может, и нет никаких грамот Максима к турецкому султану? Не верю я, что премудрый старец изменником стал. Всегда при мне он добрым словом отзывался о земле нашей, думал, как одолеть нам нехристей татарских, опустошающих Русь.
– Митрополит Даниил уверил меня, будто грамоты те найдены, а потому государь непременно наложит на тебя опалу.
– Да за что же?
– За то, сын мой, что ты видел у Максима греческие грамоты, а государю о том не сказал. Потому, говорит Даниил, ты являешься сообщником еретика и изменника.
– Да не видел я у старца Максима никаких грамот к турецкому султану!
– А ты припомни хорошенько, не было ли у него на столе греческих грамот?
– Греческие грамоты у него были, но все они церковные, писано в них о порядках, установленных в греческих монастырях.
– А не слышал ли ты от Максима хульных слов о государе нашем Василии Ивановиче?
– Максим всегда одобрительно отзывался о великом князе. Тот, кто говорит противное, - бесчестный человек.
– Может быть, Максим и не имел злого умысла против великого князя, однако он человек открытый и мог при случае высказаться о нём неодобрительно. Не припомнишь ли такого?
– Да, был такой случай. Много раз просился он у государя нашего, Василия Ивановича, отпустить его на Афон, а тот всё не отпускает, говорит, поживи ещё. Однажды, получив такой ответ, Максим закручинился и сказал, что не думал он, будто наш государь может поступать так, как иные государи - гонители христианства. Много ли хулы в его словах, отец?
– Это как посмотреть… Собирайся, поедем к великому князю.
– Зачем, отец?
– А затем, чтобы оправдать себя. Митрополит Даниил сказал так: кто бывал в келье Максима Грека, давно уже покаялся перед великим князем и тот простил их. Один ты, видавший у еретика греческие грамоты и слышавший хульные речи Максима о государе, не повинился, а потому гнев Василия Ивановича может пасть на тебя. Сейчас мы поедем к нему, и ты скажешь всё, что поведал мне.