Василий Темный
Шрифт:
Никогда не забудет Анастасия, как в первую брачную ночь она, молодая, юная, встала перед оробевшим Борисом. Все закружилось перед ее очами. Сбросила одежды, нагая стала перед князем, лепная, точеная. Бери, тронь. Ан, выстояла перед его жадным зраком. Сказала властно:
– Что молчишь, князь Борис, но знай наперед, я не за князя тверского замуж шла, а за великого князя Бориса Александровича. Многими князьями славна Тверь, но превыше всех великий князь Михаил, какой смертью мученика пал в Орде. И ты, Борис, по праву великий князь, и я тя зрю выше московского…
С такими
Долго не мог забыть тверской князь слова обидные, кинутые Анастасией в ту первую, брачную ночь. Откуда Анастасии было знать о том, а может, и помнить не желает, что когда хан Узбек посылал свои тумены разорять мятежную Тверь, вместе с ними ходили дружины московского князя Ивана Калиты и суздальского князя Александра Васильевича… Что было известно ей о жизни великого тверского князя Михаила Ярославича? Князю Борису известно о нем от своего отца, а тот от своего слышал, что когда хан Узбек позвал великого князя Михаила на свой суд и он стал готовиться в дорогу, то отправился попрощаться с родными местами. Князь обходил укрепления и церкви, строенные еще его отцом и им. Видел, как разрослись слободы и посад. Никому не поведал князь Михаил, что на сердце его творилось. Оно кровавило. Больше полугода, как отправил меньшего сына Константина к хану и вестей нет.
Скорбит душа за сына. Жена Ксения понимала его терзания, говорила:
– В чем вины твои перед ханом, ужли Юрия, князя московского козни?
И отвечал Михаил Ярославич:
– Чем раньше я в Орду попаду, тем раньше сын наш малолетка домой воротится.
– Побереги-то себя в логове волчьем, Михайло, помни, ты нам и Твери нужен, а мы за тебя Бога молить станем…
Слова эти великий князь Михаил вспоминал, перед казнью, в Орде…
В иссиня-черном небе перемигивались редкие, крупные звезды, а вокруг луны переливал серебром ореол. Звенели в Дикой степи кузнечики, в плавнях кричала неведомая птица и шумели камыши.
На высокой двухколесной арбе, вытянув затекшие ноги в деревянных колодках, сидел тверской князь. Вот уже месяц как возят его вслед за кочующим ханом. Будто забыл о нем Узбек. Сурово судил он тверича, не позволил слова вымолвить в оправдание. Говорил хан:
– Ты, Михайло, ослушался меня, за ярлык держался, посла моего, Кавгадыя, с оружием встретил, сестру мою, Кончаку, в темнице уморил…
И едва хан приговор произнес, как теснившиеся в огромном шатре придворные загудели одобрительно.
Князь не успел и рта открыть, как уволокли его из ханского шатра, колодки набили… Об одном и упросил, чтобы сына Константина в Тверь отпустил хан…
Иногда к арбе походили бояре, приехавшие с князем в Орду. Они роняли слезы, а Михаил Ярославич успокаивал. В первый день, увидев князя в колодках, уговаривали бежать.
– Нет, бояре, – говорил Михаил Ярославич, – так Богу угодно. Вы же в Тверь явитесь, будьте старшими товарищами князю тверскому, помогайте на княжении. А колодки на ногах моих не позор, то испытание, посланное мне Всевышним…
Засерело небо, сделалось прохладно. Начинался новый
Глава 5
Тревожно забили колокола. Со стен кремлевых сторожа закричала:
– Орда идет!
– Казанцы в набег пошли!
От Нижнего Новгорода в Тверь и в Москву прискакали гонцы с вестями недобрыми, авось князья успеют изготовиться дать отпор казанскому хану Улу-Мухаммеду.
Три десятка лет минуло, как Улу-Мухаммед выделился из Золотой Орды и выше по Волге-реке основал свою Орду. Это совпало по времени, когда в Крым откочевал со своей ордой хан Менгли-Гирей.
Ханы Золотой Орды не осмелились преследовать ни казанцев, ни крымцев. Большую Орду раздирали внутренние противоречия, а казанцы и крымцы набирали силы, требовали дани с русских княжеств. Крымские татары ходили в набеги на Русь, в Речь Посполитую.
Побив хана Тохтамыша и сев на место великого хана, Эдигей отправился войной на литовского великого князя Витовта, взявшего под защиту Тохтамыша, побил литовцев и потребовал от Улу-Мухаммеда подчинения. Но казанский хан оставил требование Золотой Орды без ответа. В Сарае сделали вид, что ничего особенного в Орде не произошло.
Улу-Мухаммед попытался захватить Нижний Новгород, но ему дали отпор. И тогда хан послал казанскую орду в набег на русские княжества. Хан надеялся заставить московского князя и тверского присылать дань в Казань, как и прежде Русь платила ханам Золотой Орды, но русские князья отмалчивались.
Улу-Мухаммед собрал своих темников и сказал:
– Набег будет стремительным и беспощадным. Мы заставим князей московского и тверского испытать силу наших ударов. Жгите и разрушайте, угоняйте в рабство молодых русичей, убивайте их детей и стариков. Только так мы поставим на колени урусов…
Когда темники удалились готовиться к набегу, Улу-Мухаммед сказал муфтию:
– Если бы мои тумены могли дойти до богатого Новгорода, они бы привезли в Казань много золота и мехов. Но темники не направят туда бег своих коней, потому как им придется столкнуться с великим князем литовским Витовтом. А мы знаем, даже Эдигею не по плечу было завоевать Литву.
Ночь была холодная, и Гавря спал на полатях, укрывшись рваным кожушком. Что ему снилось в эту ночь, он не помнил, но пробуждение было страшным. Крики и конское ржание, вой и визги, гортанные возгласы. Гавря враз сообразил, на деревню напала орда.
Ухватив кожушок, он рванул во двор, когда к избе уже подъехал татарин, размахивая горевшим факелом.
Через заросли Гавря незамеченным подался в лес, а когда оглянулся, избу и остальные строения уже охватил огонь.
Гавря знал, в избе никого нет. Отец умер прошлым летом, а этой зимой скончалась и мать.
До Гаври долетали крики селян, видел, как горит его деревня. Гавре было страшно. Он больше всего опасался, что ордынцы обнаружат его и угонят в полон.
И он шел все дальше и дальше в лесную чащобу. А когда стихли крики, лег под елью и заснул, сморенный переживанием и усталостью.