Васка да Ковь

Эйта

В конце концов, слезы у Кирочки кончились. Она вытерла нос полой куртки. Любимой дорожной куртки Кови - та поморщилась, теперь стирать придется. Но ничего русалочке не сказала. Успокоилась - и то хлеб.

– Я думала, а вдруг вырасту? Хоть немного. У меня отрастали волосы... и ногти... это потом батюшка-водяной сказал, что они и у мертвых растут. Что я совершенно точно мертвая. Что никакая я не другая, что я самая обычная глупая русалка. И если бы убийца существовал... я бы точно знала, кто он.

– Но Мила с Етелем не поверили.

– Может, и поверили.
– Кирочка поежилась.

Ковь сняла куртку и накинула русалочке на плечи.

Очень уж на нее было холодно смотреть - хоть русалки и не могли чувствовать холода или жары, и Кирочка ежилась скорее по давней привычке, чем из-за пронизывающего до костей ветра с реки. Кови было ее жаль, оттого она и подыграла ее желанию казаться живой без раздумий.

– Но...

– Да. Раскусила.
– Кивнула Кирочка.
– Отказались они в это верить. До того, как вы пришли, мы так и жили: Елль отказывался верить, что он жив, Мила - что виновных нет... и, главное, она и Елля заразила своей уверенностью! А он очень, очень умный и рассудительный. Но когда я говорила, что это несчастный случай... Даже когда батюшка говорил...
– Кирочка грустно улыбнулась.
– Наверное, им тоже хотелось верить, что я особенная?

– Может быть.

От Кови сейчас требовалось только поддакивать. Ее догадка оказалась верной, и теперь Кирочке надо было выговориться - а Ковь предоставила ей жилетку. Этого-то она и хотела, все шло как по маслу, но, почему-то, не было никакой радости. Хотелось завыть, как Кирочка, хотя с чего бы?

– Я говорила: так и так, все просто... случилось. Вы можете жить дальше, ну так живите! Вы можете расти - растите за меня! Мне хорошо здесь!
– Она почти выкрикнула последние слова, и Ковь поднесла палец к губам.

Кирочка кивнула и продолжила горячечным шепотом.

– Я люблю батюшку, сестер, я люблю собирать жемчуг, водить хороводы, я могу отходить от речки на ярмарку, я... мне неплохо в посмертии. Кем бы я была, будь я жива? Байстрючкой? Мама бы надоела отцу, среди сестер немало бывших любовниц, и даже самая старая, что жила три сотни лет назад, говорит, что служанки надоедают, как только у них на лице появляются первые морщинки, а то и раньше. Кем бы были они, останься мы живы? Признал бы отец троих детей от опостылевшей любовницы, как думаешь? Меня-то успели признать, но еще и Елля...

– Вряд ли.
– Покачала головой Ковь.

– Вот и я думаю... Стала бы госпожа Ганталена присматривать за Милой, как за родной дочкой, если бы нас было трое? Вот, ты понимаешь... Но они почему-то решили, что должны отомстить. Что обязательно надо кому-то отомстить. Решили, что это все госпожа Ганталена, Мила ее терпеть не может... Потому что она ее воспитывает, а Мила никому не разрешает себя воспитывать, даже Еллю... А я подумала - если во мне столько человеческого, то сколько в Миле русалочьего? Хватит ли, чтоб накрыть для воронов стол? Я подумала - если умрет госпожа Ганталена, мне же не станет легче. Мне будет больно. Она же добрая, хоть и вредная. И у Милы будут проблемы, и Елля разыщут... А ради чего? Бесполезной мести? Я думала - может, я смогу убедить его пойти в Академию, а какая Академия на виселице? Понятно, почему я тебя позвала, да?

– Почему ты решила, что я смогу их убедить?
– Тихо спросила Ковь.
– Сестра не смогла, а непонятная тетка с дороги - сможет? Что я должна им сказать, что матери лучше Гарпии Миле не найти? Что Етелю нужно вырастать из своего болота? Ты хоть понимаешь, как далеко они меня пошлют?

Кира шмыгнула носом, надулась. Буркнула угрюмо:

–

Струсила? Ну и ладно. Я пойду к Васке и все ему расскажу. И он не только объяснит, он тебе это будет вспоминать при каждом удобном случае. А ты ему и возразить не сможешь - он смог, а тебе слабо. Кишка тонка! Потому что ты - труси-и-иха!

– Сама такая.
– Не задумываясь, ответила Ковь.
– Я за него и волнуюсь. Етель же может напустить на него твоих сестриц, если мы не справимся. А братец у тебя упертый, сразу видно.

– Ты очень убедительно вколачиваешь факты в его голову. Талант! Все с твоим женишком в порядке будет!
– Отмахнулась Кирочка, - Половину сделки ты выполнила, не получится вторая половина - прощу. Договор-то между нами, девочками.

– Но по рукам ударили мальчики.

Кирочка замерла, распахнув глаза широко-широко, так, что они стали походить на светящиеся чайные блюдца.

– Это как же ты не уследила?

– А чем ты думала, когда нанимала первую попавшуюся магичку, а, тухлятина?

– Ну, это как раз просто!
– Улыбнулась Кирочка во все свои многочисленные клычки, - ты первая, кто понял, что я русалка, и не пошел за святошами. Обычно такая буча начиналась.
– Она облизнулась.
– Люблю, когда меня ловят, столько эмоций! А потом вижу - мужчина, красивый, видный, пахнет тобой, одет как наемник - решила, друг или напарник... вряд ли любовник, не так уж сильно пахло...

– Можешь не углубляться в подробности, - Ковь аж передернуло, - Любовник, боги...

– Зря ты так, - не согласилась Кирочка.
– Он красивый.

– Аристократ.
– Коротко бросила Ковь.
– Все, захлопнись.

– Ладно, ладно. Что, первенцы в роду?
– Кирочка поймала свирепый взгляд Кови и поспешно перевела тему, - Я решила, что раз подруга мужика, увидев русалку, визжать не стала, то и сам мужик может быть ничего так окажется, адекватный. А раз одет как наемник, то его и нанять можно... А Мила недавно поссорилась с Ганталеной, очень сильно поссорилась, да и Елль все рвется на осенний паводок с батюшкой-водяным поплыть, как будто приемник... Я подумала, что у меня может не быть другого шанса, кто поопытнее в нашу глушь не заглянет. Елль живой, а вдруг его утопят? Он бы не отказался... Только не там, не на сплаве, он не отступает на полпути. Не смог бы батюшку опозорить отказом... Да и Мила ходит-ходит по краю... Мы давно думали кого-то нанять, так, мечтали. Никто не ожидал, что я правда вас приведу. Повторюсь, даже если ты не сможешь убедить Милу, ты уже помогла мне с Еллем, так что если что - клянусь, попробую его уговорить, чтобы он вам не мстил. Только... он упрямый. И у батюшки за родного сына, так что...

– Я поняла.
– Перебила Ковь едко.
– Покричишь "не надо, не надо", пока он будет нас топить, в надежде, что он одумается. Это больше, чем ничего.

Кирочка развела руками.

– Это все, что я могу сделать. Думать надо было. Но я правда благодарна. Они не хотят слушать меня. Но чужим всегда больше доверия, не знаю, почему так.

Она встала, стянула с плеч куртку, протянула Кови. Та вздохнула.

– Оставь себе. Ты мне жемчуга отсыпала на десять новых.

Она и сама не ожидала от себя такой щедрости, но этот ночной разговор связал их общими тайнами, теми таинственными ниточками, что протягиваются между случайными попутчиками. Когда знаешь, что человек мелькнет в жизни юркой рыбкой и больше никогда не встретится, легче говорить правду и легче делать широкие жесты.