Вася Алексеев
Шрифт:
Спор об уставе не был окончен, и то, что Шевцов считал своей победой, лишь приблизило его падение. Горячая схватка, происшедшая на заседании Всерайонного совета, заставила многих ребят взглянуть по-другому на этого либерального говоруна.
Вася Алексеев с самого начала открыто, в глаза говорил Шевцову, что ему не место в Союзе молодежи. Теперь уже многие члены совета были согласны с этим. Организации четырех крупных рабочих районов договорились совместно добиваться отстранения Шевцова от руководства. Всё же для самого Шевцова удар, сваливший его, был неожиданным. Его взгляды слишком отличались от взглядов этих рабочих ребят,
Исполком «Труда и света» жил вообще на широкую ногу: напечатал тысячными тиражами свой манифест, устав, листовки. На Петроградской стороне было снято просторное помещение. Ребята там еще не бывали, но Дрязгов и Метелкин говорили таинственно:
— Раскроете рты. Сейчас там красят всё — и стены, и двери, и потолки. Вот уйдут маляры, проведем электричество, обставим кабинеты… Увидите своими глазами. Всё новенькое, всё самое хорошее, всё будет сверкать!
Районные организации часто сидели без копейки, не на что было купить писчую бумагу и почтовые марки. Из каких же кошельков шли деньги Шевцову, и почему делал пожертвования Нобель?
Районы потребовали финансового отчета. Шевцов долго и не очень ясно докладывал Всерайонному совету: от Выборгской организации получили столько-то, от Нарвской столько, от Петроградской… Были поступления от отдельных лиц…
— Что за лица такие? Эммануил Нобель?
— Да, Эммануил Нобель пожертвовал нам триста рублей…
— Раньше на «Маяк» давал, а теперь на «Труд и свет»?
— Почему вы не допускаете, что у господина Нобеля взгляды могут измениться? Я считаю, что его пожертвование говорит о такой именно перемене. Нобель теперь сочувствует рабочей молодежи.
— Знаем, кому он сочувствует! Первейший капиталист на всю Европу! Нобель не изменился к рабочей молодежи. Скажите, что вы, Шевцов, ей изменили. Так правильнее будет! — кричали из рядов.
Опять Дрязгов махал колокольчиком. Шевцов, оборачиваясь к нему, разводил руками:
— Это обструкция, они хотят сорвать заседание.
Но когда он продолжил свой отчет, шум стал еще сильнее. Странно всё получалось. Расходы исполкома были намного больше поступлений.
— Где еще брали деньги? — требовали ответа от Шевцова.
— Я ведь сказал — от разных лиц. Я сам со своей сберегательной книжки снял тысячу четыреста рублей и истратил их на выпуск брошюр, а также на ремонт помещения. Не хотел об этом говорить, вы вынудили меня.
Он сделал паузу и стоял за столом с трагическим видом. Но это уже не производило впечатления, ему не верили больше. Было похоже, что деньги взяты из источников, о которых Шевцов предпочитает не говорить. У Нобеля брал, где еще побирался?
Встал Вася Алексеев:
— Пускай об этих деньгах хорошенько подумают товарищи, которые на прошлом заседании поддерживали шевцовский устав. Тут цепочка одна — Шевцов пишет устав на манер того, что у общества «Маяк», а Нобель, который раньше давал деньги «Маяку», теперь дает Шевцову. Правда, меньше. «Маяку» он платит пять тысяч в год, Шевцову отвалил три сотенных бумажки. Ничего, может, еще отвалит, деньги у него есть. А Шевцов постарается заслужить. Всё, что он делает в Союзе, — всё это в интересах буржуазии, так как отвлекает молодежь от борьбы за дело рабочего класса. Шевцов
— Я протестую! — кричал Шевцов. — Эти нападки направлены к расколу нашей организации.
Он кричал еще что-то о большевиках, обвинял их в покушении на свободы… Слов было уже не разобрать в поднявшемся возмущенном гуле. Все вскочили с мест.
Дрязгов растерянно стоял, забыв про свой председательский колокольчик. Он не смел заступиться за Шевцова.
Вася Алексеев снова вышел к столу:
— Мы занимались политикой и будем ею заниматься — в интересах революции, в интересах рабочего класса, и вы, господин Шевцов, напрасно надеетесь нам запретить это. Рабочая молодежь не пойдет за вами. А вам, я повторяю снова, вам пора уходить. Вам с рабочей молодежью не по пути. Мы категорически требуем вашего ухода.
На этом заседании Шевцов был снят с председательского поста. Никто не выступил в его защиту.
Только потом, когда делегаты районов разошлись, Шевцов собрал исполкомовцев в своем солидном и тихом кабинете. Он пробовал спасти что было можно. Председателем сделали Дрязгова — в нем Шевцов был уверен, — решили скорее закончить ремонт помещения, устроить там торжественное открытие организации «Труд и свет» Может быть, молодежь, увидев, как старается для нее исполком, снова пойдет за ним, отвернется от Алексеева, от всех этих большевиков, вносящих смуту и раскол?..
На съезде партии
В конце июля — начале августа происходило событие огромного исторического значения — в Питере заседал съезд партии. Вася был делегатом. 26 июля собрались в небольшом доме «Сампсониевского братства» на Выборгской стороне. Михаил Степанович Ольминский поднялся на возвышение. Он был самым старшим среди двухсот делегатов, заполнивших зал, ему перевалило за пятьдесят, и Васе этот красивый, статный человек в сюртуке казался стариком. Съезд был молод, средний возраст делегатов не достигал и тридцати. Даже Вася в свои двадцать лет не был самым юным. В зале сидели делегаты, которым едва исполнилось восемнадцать-девятнадцать. Но здесь был цвет партии, и он собрался для решений, которым предстояло определить пути истории, судьбу поколений и народов.
— Товарищи! Организационное бюро по созыву партийного съезда поручило мне открыть съезд, — сказал Ольминский.
Вася слушал его спокойную и торжественную речь и вглядывался в лица делегатов. Некоторых он знал раньше, о многих слыхал. Перед открытием съезда делегаты стояли группами, разговаривали. То к одному, то к другому из входящих бросались навстречу товарищи. Долго жали руки, обнимались. Встречались старые друзья, не видевшиеся многие годы. Их дружба началась на сходках и маевках, в тюрьмах, в далеких поселениях.
Знакомясь с новыми товарищами, многие называли себя подпольными именами: «Владимир», «Вера»… Впрочем, это была не только старая привычка. Съезд, собравшийся в «свободной» России, проходил полулегально. Временное правительство могло его разгромить, и это все понимали. Вася знал, что вокруг «Сампсониевского братства» и дальше на примыкающих улицах стоят рабочие патрули, в разных домах и дворах, скрытые от постороннего глаза, заняли позиции боевые дружины. Но думалось не о том, что могло случиться сегодня. Думалось о светлом завтра, о великом повороте, для подготовки которого и собрался съезд.