Вася Красина и Бюро Изменения Судеб
Шрифт:
— А вы? Вы же и усугубляете!
Я опять возмутилась. Помимо Алии был еще наглядный пример, о котором следовало расспросить.
— Зачем вчера так поступили с Ириной? Хотели посмотреть на ее реакцию? На наши реакции?
«Ей хочется эмоций. Она их получила.»
— Она сильно расстроилась.
«И что теперь? Как хочу, так и отвечаю. С чего вдруг я должен соблюдать правила хорошего тона, если не хочу их соблюдать? С чего вдруг я должен щадить чьи-то чувства, если не хочу их щадить?»
— Не должны. Наверное. Но это не говорит об эмпатии.
«Это ни о чем не говорит. Кроме того, что случилось.»
—
«Заодно и покажет себя.»
— Наделает ошибок в отчетах. Начислят вам штрафы. Придут с проверкой.
«Значит, заплатим. Проверят. Это будет уже моя ответственность. Уж поверь, я прекрасно просчитал все возможные варианты. Но этот с вероятностью мизерной. Ирина любит страдать. Ты сама об этом сказала. Пройдет совсем немного времени, и она снова начнет напрашиваться на внимание и искать повод, чтобы взлететь, а потом посильнее упасть.»
— Вам нравится заставлять ее страдать?
«Для меня это не имеет значения. Ирина должна кое-что понять. Или нет.»
— И вы со всеми сотрудниками… себя так ведете?
«Конечно. Вот тебе я тоже нравлюсь.»
Вот тут я фыркнула! Да с чего бы? Откуда такая уверенность? Начальство и начальство. Подумаешь. Не вижу в нем ничего необычного. Не думает же Буров, что я начну на радостях вешаться ему на шею от таких откровений? Да, даже если… Предположить… Нет и еще раз нет. Не дождется! Как Ирина я себе ничего не позволю придумать. Пусть Буров на это даже не рассчитывает.
В своем внутреннем безмолвном возмущении я не заметила паузы. Время шло, я шла на автобусную остановку, обуреваемая эмоциями. Молчала, пыхтела, набирая скорость, чтобы сбросить с себя возросшее напряжение. В гарнитуре послышался тихий смешок.
«Из тебя может получиться неплохая помощница. Надеюсь, пока ты молчала, ты не нацепила фату и не подумала о том, какие купишь на свадьбу туфли?»
Вот тут-то меня прорвало. Какая фата? Какие туфли? Что он несет?
— Вы всегда такой самоуверенный?
Вопросом на вопрос. Открытая ирония Михаила в мой адрес не могла не задеть. Конечно же, я разволновалась, хотелось шефу возражать и доказывать, что он не прав. Или прав… Ведь я не один раз ловила себя на мыслях, что он притягивает к себе и интересен. И… сдержалась в эмоциях. Еще не хватало, чтобы он воспользовался ими потом, увидел в них мою слабость. Повтора с собой, как получилось с Ириной, я вообще не хотела.
«Всегда. Я людей знаю.»
— Тогда достаточно разговоров, если у вас нет ко мне вопросов, — буркнула я. – Пора в офис, идет нужный автобус.
«Давай. Занимайся делами. И никакой самодеятельности с Алией без консультаций со мной. Ты поняла?» — Буров стал очень серьезен. Тон изменился с вальяжно-ленивого на строгий и деловитый.
— Ничего не могу обещать.
«Я предупредил тебя вчера. Бывай.»
Буров отключил связь, оставив меня наедине в личном шторме. Вспоминала тон, которым он отвечал или задавал вопросы. Стало ясно, что ему категорически не понравилась моя попытка осудить его действия, но потом Буров расслабился и уже сам ввел меня в неудобное положение. Он забавлялся, следя за моей реакцией. И все же… Что должна понять Ирина Мелких? Что должен понять каждый сотрудник бюро? Что должна понять я, по мнению Бурова?
Вытащила гарнитуру и побежала обратно к «Агуше». Шурзины как раз должны выйти из здания, на улице поговорим. Надеюсь, Алия все поймет правильно, соберется с силами и, наконец, выйдет из мертвой петли, которая ведет ее к смерти. Почти за неделю до предполагаемой даты – это время, чтобы смириться, одуматься и принять решение, о котором мы разговаривали. И все обсудили, конечно. Нельзя исключать вероятность, что именно накануне вероятной гибели она узнает о предательстве и тогда, конечно же, может натворить дел. Сейчас же она в городе, на людях, со мной. Обсудим все еще раз, я поддержу, постараюсь. Предложу пожить у себя, если что. Ну, а что? Я готова.
Алия не ожидала, что мы увидимся заново, и, конечно, слегка удивилась. Остановилась, дожидаясь, когда я к ней подойду и отдышусь после стометровой пробежки.
— Что-то случилось, Василиса?
— Алия, я очень сожалею, что должна тебе это рассказать, но расскажу, — начала я свою нелегкую миссию, — потому что мне крайне неприятно происходящее. Я считаю, что ты не заслуживаешь к себе такого отношения. Ты замечательная, красивая. Тебе нужно помочь.
Шурзина изогнула брови, неуверенно улыбнулась, пытаясь меня понять. Мои слова… Вне сомнений, она растерялась. Решительный напор мог напугать кого угодно, Алия не стала тут исключением.
— Да что случилось, Василиса? Ты меня пугаешь. Может, уже расскажешь?
— Тимур. Это касается Тимура.
— Что Тимур? Он в порядке? Живой?
Вот тут она забеспокоилась, ее улыбка угасла, в глазах я увидела страх.
— Он живой. Но он тебя не заслуживает. Потому что… Потому что изменяет тебе. У него есть другая женщина. Стюардесса.
— Вот как?
Алия от меня отшатнулась. Вдруг насупилась вся, как взъерошилась. Я вдруг почувствовала, как непримиримо быстро взлетает уровень ее раздражения. Десять процентов, тридцать, пятьдесят, семьдесят. Интуитивно представила ртутный термометр со шкалой больше ста, который стремительно нагревался. Следовало что-то предпринимать и срочно, чтобы стабилизировать эмоции Алии. И свои. Свои эмоции тоже. Вдруг поняла, что совершила ошибку, когда в чрезмерном возбуждении начала свой рассказ, заставив Алию испугаться, а потом и рассердиться в ответ.
— А с чего ты это взяла, Василиса?
Голос Алии был еще спокойным, но в нем промелькивали стальные нотки.
— Мне сказал один человек. Нет причин ему не доверять.
— А ты видела моего мужа раньше?
— Нет, но…
— У тебя есть доказательства того, что мой муж изменяет? Фотографии, видеозаписи? Ответь мне на вопрос! Да или нет?
— Нет. Вот, чтобы тебе показать сейчас. Такого нет.
Алия бурно наседала с вопросами, обрубала мои реплики, заставляя отвечать ей по существу. Она категорически не давала ничего объяснить. Она сама как-то вдруг изменилась. Вместо тихой, серой мышки передо мной стояла разъяренная дикая тигрица, которой не понравилась новость. Она требовала лаконичных ответов, мне же ничего не оставалось, как ей отвечать.