Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

Прозоров Александр Дмитриевич

– Ой, а это наш спаситель – Георг, – Альма кивнула на князя и рассмеялась. – Он нам здорово против монахов помог. Потом расскажу, ага.

– Правда, от ворот Рыбаков они нас все равно погнали, – тяжко вздохнул старый жонглер. – Нынче вверх по руке встанем.

– Все им неймется, – покачав головой, Айльф неожиданно подмигнул Егору. – А что, Георг, я так понимаю – ты на наше преставление решил взглянуть?

– Да решил. А вы что – против? – Вожников напрягся, ожидая чего-то неприятного не столько лично

для себя, сколько для своих планов.

Атлет улыбнулся:

– Да нет, мы-то не против, друг Георг. А вот как бы для тебя это потом боком не вышло, сам же знаешь, как к нам церковь относится.

– Не выйдет для него боком, – махнула рукой Альма. – Он же не здешний – с севера, по разговору не слышите, что ли?

Пригладив волосы, Айльф покивал, тоже забираясь в кибитку:

– А, с севера. То-то я и смотрю. А к нам зачем? Паломник, студент?

С любопытством обернувшись на шпиль собора Святой Девы Марии, Вожников едва сдержал улыбку:

– Студент я… бывший, да.

– Ага! – девчонка обрадованно хлопнула его по спине. – Так я и знала – наш брат, бродяга! Дядюшка Корнелиус, а давай Георга к нам в труппу возьмем!

– Это если он сам захочет.

Фыркнув, старик подогнал мулов, и кибитка, свернув за угол, покатила к видневшемуся на холме монастырю с высокой, выстроенной на итальянский манер колокольней и мощными стенами, сложенными из серого дикого камня.

– Может, все-таки не стоит дразнить епископа? – покосившись на колокольню, Корнелиус придержал мулов. – Может, где подальше встать?

– Где подальше, дядюшка, там и народу меньше, – запрокинув голову, хохотнул Айльф. – Да не слишком там монастырь и близко, забыл, что ли?

– Да помню.

Старый жонглер подогнал мулов, сворачивая в сторону рынка. Там циркачи и встали, невдалеке, на небольшой круглой площади с римским фонтаном, проворно превратили кибитку в сцену и привязав мулов к росшему рядом тополю, от которого – до старого платана – дружно натянули канат.

– Ну, теперь смотри, Георг! – потерев руки, Корнелиус подмигнул князю. – Может, что и понравится.

Быстро на лицо маску, старик взял в руки небольшую лютню и, взобравшись на «сцену», ударил по струнам:

– Не проходите мимо, добрые люди, добропорядочные бюргеры и славная молодежь, мастера и подмастерья, хозяева и служанки, поглядите-ка, задержите ваш шаги, затаите дыханье, представление начинается! А ну-ка, сможет ли эта девчонка дойти по канату во-он до того дерева? Не свалится ли?

Не особенно избалованный зрелищами народ быстро окружил жонглеров, люди ободрительно щелкали языками, прихлопывали и что-то выкрикивали.

– Эй, эй, давай, девчонка, не трусь!

– Упадешь, так мы тебя поддержим!

– Ой, братцы, до чего же она худая! Я сперва думал – парень.

– А тебе, Герман, пухленькую Жизель подавай? О, грудь

у нее пышная. Как две дыни!

– Ай! Смотрите, смотрите – шатается! Ой!

Дойдя до середины каната, Альма действительно замедлила ход и как-то неуверенно замахала руками. А потом и свалилась! Правда, не до конца – ухватилась за канат руками, подтянулась и, отвесив затаившим дыхание зрителям грациозный поклон, пошла себе дальше до самого тополя, где и спрыгнула наземь под шумные аплодисменты присутствующих.

– Ай, девка! Ай, молодец!

– Эй, Герман, а твоя Жизель смогла бы по веревке – вот так?

– Да на нее никакой веревки не хватит, даже самой лучшей, из русской пеньки! Только ступит – оборвется любая.

Раскланявшись, Альма вновь подбежала к тополю, но облаченный в жилетку умопомрачительной расцветки, сшитую из разноцветных лоскутков, Иоганн догнал ее, схватил за руку и, тряхнув белобрысой челкой, обернулся к заинтригованно притихшей толпе:

– А что, если мы ей завяжем глаза? А, добрые люди? У меня вот и лента есть… Может, вот ты завяжешь?

Жонглер обратился к высокому толстогубому парню в бархатной синей куртке и кожаных башмаках, с пухлым кошельком на поясе:

– Давай, давай, завяжи!

– А что, и завяжу! – подбадриваемый соседями, губастый взял ленту. – Уж так завяжу, крепко! Нипочем ничего не увидит. Ага! Вот.

С завязанными глазами юная акробатка на ощупь взобралась на дерево и, нащупав ногами веревку, пошла под нарастающий рев толпы.

– Иди, иди, девчонка, ага!

– Ой, да он ей завязал плохо!

– Ага, а ты сам-то хоть и с открытыми глазами – пройдешь?

Снискав бурные овации, девушка уступила место своему старшему братцу: мускулистый, обнаженный по пояс Айльф поднимал и жонглировал разными тяжестями: запасными тележными колесами, бочонками, даже старой наковальней! Сменившие его Готфрид и Иоганн ловко перекидывались зажженными факелами, а в перерывах старый Корнелиус развлекал народ забавными песенками из жизни разных социальных групп: больше всего доставалось на орехи монахам и богатеям.

– Так их, так! – одобрительно смеялись собравшиеся. – А песню о Лисе знаете?

«Пеня о Лисе» была представлена в лицах: хмурый Готфрид играл скупого богача, Иоганн – злого стражника, Айльф – доброго молотобойца, а ловкая и подвижная Альма – хитрого Лиса. Стоя на краю сцены, старик Корнелиус громко объявлял, где происходит очередное действие:

– А вот мы на лугу, там тучное стадо и небольшая полянка. А вот он, наш лис… А вот и стражник! Не догнал, не догнал!.. Вот крепкий дом богача Толстеуса, у-у-у, сколько в нем добра: серебряная посуда, скользящие в руках ткани, огромные сундуки, полные золотых монет. А вот и сам хозяин – жадно пересчитывает свои богатства! Смотри, не ошибись, толстопуз!