Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж
Шрифт:
С интересом поглядывая на ведьму, монах протянул узелок.
– Знаешь, что это? – достав прядь светло-русых, с остатками хны, волос, вкрадчиво осведомился настоятель.
Марта присмотрелась и удивленно моргнула:
– Кажется, волосы.
– Да не кажется, а так и есть. Волосы! – громко расхохотался отец Йозеф. – И ты сейчас расскажешь мне об их обладателе все, что можешь узнать. А потом… потом наведешь на него порчу… как ты умеешь!
– Да я же никогда этим не….
Ведьмочка дернулась было, но аббат, подскочив,
– А ну-ка, неси сюда клещи, брат Гуго! Хватит с ней цацкаться, раз уж не хочет нам помочь…
– Нет! Нет! – дернувшись, закричала Марта. – Я согласна… согласна…
– Ну вот, давно бы так, – отпуская женщину, довольно усмехнулся настоятель.
– Согласна попробовать… – шепотом закончила ведьма и, тут же вскинув глаза, попросила: – Только мне понадобится большой медный таз и зеркало, хорошо бы стеклянное…
– Все найдем, – потрепав колдунью по щеке, отец Йозеф подозвал палача. – Все слышал, брат Гуго?
Немой кивнул, почтительно приложив руку к сердцу.
– Ну, так иди, неси все, – махнул рукой настоятель. – А ты, Марта, не стесняйся, проси. Может, тебе нужно еще что-нибудь, ну, там, печень повешенного или кровь некрещеных младенцев – так ты только скажи, мы все доставим, лишь бы дело было!
– Н-нет, – затравленно посмотрев на монахов, девушка дернула головой. – Кровь мне не нужна… и печень тоже. А вот добрая восковая свечка понадобится!
– О, – самодовольно улыбнулся аббат. – Этого-то добра у нас много. Из самого лучшего русского воска!
Где-то в коридоре, за дверью, что-то звякнуло, загремело – видать, брат Гуго, споткнувшись в полумраке, выронил из рук таз… Так и есть – вошедший с тазом под мышкой палач выглядел несколько смущенно.
Отец Йозеф укоризненно покачал головой и погрозил своему помощнику пальцем:
– Пил, что ли, сегодня, брат Гуго? Что головой трясешь? Ладно – воду тащи, и подай свечку… Тебе, голубушка, водица-то теплая нужна или сойдет и холодная?
– Любая… Только… – прикрывая торчавшую сквозь разорванное платье грудь, девушка облизала губы. – Я должна остаться одна.
– Ну уж нет! – аббат язвительно усмехнулся. – Даже не думай, без присмотра мы тебя не оставим. А вдруг ты умеешь раздвигать стены? Оставим тебя, вернемся – а уже и нет никого! Нет уж, голубушка, колдуй при нас… Я смотрю, ты как-то не очень-то охотно нам помогаешь! А ну-ка, брат Гуго, поджарь ее!
– Не надо! Нет! – упав на колени, взмолилась юная ведьма. – Я сделаю все… попытаюсь…
– Вот-вот, душа моя, давай.
Поставив таз с водою на стол перед прислоненным к стене округлым зеркалом, колдунья бросила в воду волосы и, взяв в руки горящую свечу, принялась водить ею над тазом, приговаривая что-то про себя, словно бы молилась.
Монахи затаили дыхание, а брат Арнольд украдкой перекрестился.
– Заклиная тебя,
– Ой, Господи, страсти какие, – еще раз перекрестившись, едва слышно прошептал брат Арнольд, уже не раз пожалевший, что согласился присутствовать при сем жутковатом действе. Впрочем, никто его особо-то и не спрашивал.
– Приходи – уйди, растворись, скажи… Лунный свет, лунный свет… свечка – пламя, огонь…
Колдунья быстро преображалась, на глазах превращаясь из забитого и дрожащего от страха существа в очень красивую молодую даму с горящим взором… у аббата из полураскрытого рта даже потекли слюни.
– Лунный свет, лунный свет…
Марта вдруг пошатнулась, отпрянула, едва не выронив свечу, словно бы увидела в зеркале нечто ужасное, такое, о ком лучше не рассказывать никому. Брат Арнольд, бухнувшись на колени, на колени, принялся горячо молиться, рядом с ним пристроился побледневший от увиденного палач.
Лишь один отец Йозеф держал себя в руках, при всех своих недостатках, трусом он не был:
– Ну, что там, что, голубушка?
– Он чужой, чужой, чужой… Не наш. Не нашего мира. Еще не рожденный… И родится нескоро, нескоро, нескоро… в чудное время… время железных птиц. Боже! Как там красиво!
Колдунья обернулась с горящим взором, и аббат поспешно взял ее за руку:
– Теперь порчу на него наведи. Ну!
– Я… – темно-шоколадные глаза Марты тут же погасли. – Я пробую… Только вы отвернитесь.
– Нет!
Брат Арнольд с палачом, впрочем, давно уже уткнулись в стенку, лишь бы не опоганить себя, лишь бы не видеть разворачивающегося мерзкого действа, а вот настоятель оказался настойчив и весьма упрям.
Отвернуться? Ага… как же! Грех кругом – да. Так его же потом и замолить можно, а ведьму – настоящую ведьму! – сжечь… Или… может быть, приберечь на всякий случай? Нет! С нечистой силой долго не выйдет играть, рано или поздно, а сгинешь. Лучше уж ведьмочку, от греха – на костер! Но сначала – пытать, и пытать – люто. Ишь, что творит, сука! Время железных птиц… Кто на железных-то птицах летать может? Вот то-то!
– На нем заклятье, – не оборачиваясь, тихо сказала колдунья. – Заговор на удачу, на предвиденье опасности, смерть. Порчу мне не навести – он не из нашего мира, чужак. Но заклятье я могу снять.
– Так снимай же, голубушка, снимай! – азартно воскликнул отец Йозеф.
– Как прикажете, святой отче. Сейчас…
Егору снилась обнаженная женщина – красивая и молодая, с родинкой на груди, черными кудрями и глазами цвета настоявшегося чая. Она стояла перед князем, водила горящей свечой, шептала… И что-то меж ними было – стекло? Похоже, что так – толстое выпуклое стекло. И какой-то дурацкий таз – медный? Женщина наклонилась, выплеснула из таза воду, поставила… таз упал, покатился со звоном…