Ватерлиния (сборник)
Шрифт:
– Чего вам? – нелюбезно спросил Трифилий.
Один туземец оторвал от песка мордочку, устремил на божество умоляющий взгляд:
– Тепла…
– Вы же просили прохлады, – ехидно поддел Трифилий.
Глаза туземца увлажнились слезой. Мордочка выражала раскаяние.
– Мы ошибались. Прости. Добрый бог. Дай тепла.
Трифилий вспомнил про эксцентриситет и задумался.
– Так и быть, дам, – молвил он наконец, сообразив, что выкрутиться, пожалуй, будет несложно. – В свое время.
Туземца передернуло – то ли от холода, то ли от черствости божества.
– Тебе
– В свое время, я сказал! – загремел Трифилий. – А ну, брысь отсюда!
Макаки исчезли. Наученный горьким опытом, Трифилий собрал орехи и забил ими холодильник. К дверце придвинул дубовый стол. Пусть-ка теперь попробуют украсть у бога подаренный провиант!
На следующий день картина повторилась с той разницей, что паукомакаки явились в количестве не менее трех сотен и принесли своему богу не только орехи (успевшие порядком надоесть), но и иные плоды, похожие формой на груши, а вкусом… м-м… ощущения были подобны взрыву – Трифилия даже качнуло от наслаждения. Из воплей макак можно было понять, что они принесли богу лучшее, что у них есть, пусть бог смилуется над зябнущими и пошлет хоть немного благодатного тепла…
Терпения туземцев хватило на три дня – на четвертый не пришел никто. На пятый явилось с десяток зверушек – без подношения. Они кривлялись, гневно щебетали и всячески выражали недовольство своим богом. Трифилий надел куртку, вышел и разогнал их.
На восьмой день он не рискнул выйти: большая толпа восьминогих макак с увлечением занималась тем, что забрасывала окна бунгало камнями и ореховой скорлупой. По-видимому, они были сильно раздражены. Некоторые демонстративно испражнялись на веранде.
Месяц спустя Трифилий сидел у окна, уныло глядя на заснеженный пляж и ледяную шугу, гонимую волнами на берег. Почти все это время он провел в осаде. Иногда выпадали погожие деньки, тогда крохотное оранжевое солнце, поднатужившись, выедало в снежном покрове проталины; на макак, однако, это не производило особого впечатления. В такие дни они просто выжидали, и, осознав, что божество лишь подразнило их призраком тепла, принимались досаждать ему с новой силой. Запас орехов в холодильнике таял.
Трифилий решил держаться. Не будет же холод вечным! Дело кончится тем же, что и в прошлый раз, когда душила жара: вернутся райские деньки, макаки восхвалят божество и восстановят снабжение. Сколько времени длился жаркий период – не больше месяца, так? Значит, и холодный примерно таков же… Это как зима и лето… Стоп! А что, если в афе… в афелии планеты ползут по орбитам медленнее, причем гораздо медленнее, чем в перигелии?
Трифилий метнул книгой в стенку, когда вычитал, что так оно и есть.
В тот день, когда замерзло море, он съел последний орех. Надрывно жужжа, климатизатор едва-едва поддерживал в бунгало нулевую температуру. На пляже вьюжило. Под тяжестью снега гнулись пальмы. Осталось ли на них хоть сколько-нибудь орехов, из бунгало было не разглядеть.
Дудки! Трифилий вынул из кармана зазябший кулак и хватил им по столу. Больше никакого
Перед спринтерской пробежкой Трифилий вспомнил о платьях тети Октавии. Может, надеть два-три под куртку? А на куртку – шубу?.. Нет, не надо: гиперкабина рядом. Если как следует рвануть…
Он распахнул дверь, получил в лицо заряд снежной крупы, задохнулся и закашлялся. Отступил на шаг. Затем удивительно справедливо обругал себя ленивым слизняком, собрался с силами, напружинился и рванул.
Откуда ему было знать, что тонкая паутинка, задетая им в самом начале великолепного спринтерского рывка, обрушит на него сверху ловчую сеть?
Подземная камера кое-как освещалась охапкой гнилушек. Было не очень холодно – как видно, отнорок коридора, где содержали Трифилия, находился далеко от входа в пещерный лабиринт. Если двигаться, вообще не почувствуешь холода.
Но двинуться Трифилий не мог, разве что почесаться, и то не везде. Он мрачно думал о том, что первое впечатление самое верное: не зря он когда-то принял туземца не за макаку, а именно за паука. Все верно. Где пауки, там и паутина. Да еще такая прочная и липкая, что нечего и думать избавиться от пут!
Он потерял счет времени. Звучно капала вода со сталактитов. Большую часть времени он был один. Туземцы появлялись раз в день – во всяком случае промежуток между их визитами Трифилий решил считать сутками – и всегда в количестве не менее десяти особей. После уборки отходов начиналось всегда одинаково: «Добрый бог, пожалей нас…» – и Трифилию вручался орех, который тот немедленно съедал, пока не отобрали; затем макаки приходили в нехорошее возбуждение, крича: «Злой бог! Ленивый бог!» – и небольно, но обидно колотили Трифилия, стремясь получить с бога свое не мытьем, так катаньем. Отросшая шерсть делала их похожими на косматые восьмилапые шарики. Вряд ли им было очень холодно в глубине пещеры, и провизии они, наверное, запасли на всю зимовку, но разве дело только в доме и еде? Им хотелось большего, хотелось разгуливать по планете, когда вздумается, – а божество упрямилось, не желая внять мольбам!
Значит, божество надо заставить…
По одному ореху в день! Это ж только-только не помереть с голоду!
Полуокоченевший Трифилий занимался непривычным делом – размышлял. Ему давно уже стало понятно происхождение обрывков белесых нитей на тетушке – та же паутина! У туземцев сменилось божество, только и всего. Вот почему подлая тетушка поставила непременным условием дарственной требование не продавать и не передавать свою бывшую галактическую собственность ни правительствам, ни корпорациям! В этом случае можно очень долго ждать, когда здесь появится хоть кто-нибудь, да и не назовет он себя хозяином планеты, не потянет в глазах туземцев на нового бога… Бедный родственник – совсем другое дело. Этот примчится сразу…