Ватутин
Шрифт:
— Как ведет себя противник?
— Продолжает отход.
Сдерживая раздражение, Ватутин положил трубку. Нет, Вейхс пока не раскрывает своих карт. С резервами следует повременить. Преждевременно бросить их вперед сейчас, когда оборона противника еще не прорвана и две армии из трех наступающих на главном направлении не имеют серьезных успехов.
А как дела у Рокоссовского? Иванцов протягивает последнюю сводку. С Донского фронта тоже сообщения неутешительные. Армия, которая должна прикрывать от возможных ударов левый фланг наступающей группировки Юго-Западного фронта, продвинулась вперед от исходных
— Товарищ командующий, может быть, мы все же введем в прорыв кавалерийские корпуса? — говорит Иванцов. — Они начнут громить тылы…
— Нет, не будем пока вводить!
— Какое ваше решение?
— Ждать.
— Но, товарищ командующий…
Ватутин резко поднялся, зашелестела карта, и Иванцов крепко сжал ладонями щеки, вглядываясь в сумятицу стрел. Ему казалось, что выжидание уже переходит в медлительность. Нельзя соглашаться с Рыкачевым, нужно действовать, развивать успех.
А Ватутин напряженно думал, что сейчас сделают не только Вейхс, но также Паулюс, Гот и Штеккер. Они, конечно, принимают все меры, чтобы предотвратить отход своих войск.
Его взгляд прикован к станице Распопинская. Синие стрелы! Они обращены и в ее сторону. Но подтягиваются ли сюда основные резервы? Разведка подтверждает, что именно в Распопинской сосредоточиваются большие силы немцев.
А Клетская? Здесь есть продвижение, но это левый фланг армии Коробова.
Нанести удар на Клетскую?.. Это сразу отвлечет силы немцев от Распопинской, ослабит их сопротивление.
Хотя до Ватутина доносился лишь отдаленный гул артиллерийской канонады, он чувствует себя непосредственным участником боя, и при этом на всех участках фронта.
Каким-то краем сознания он понимал, что именно ради этих дней и часов прожил суровую, лишенную многих радостей жизнь. Помнится, прежние его командиры почти всегда бывали довольны тем, что им попался такой добросовестный, усидчивый, неутомимый начальник штаба. «Работяга!» — говорили они, не подозревая, что действиями этого сдержанного в проявлении своих чувств человека руководит талант, страстное увлечение своим делом. Его исполнительность была выражением упорства, а неутомимость — целеустремленности. Он учился твердо идти к своей цели начиная с самого детства. Еще с того времени, когда всю ночь проплакал в телеге, требуя, чтобы дед отправил его в земскую школу в Валуйки…
Клетская?!. Через несколько минут вокруг Ватутина собрались все, кто может помочь советом: начальник оперативного отдела, командующие артиллерией и авиацией, начальник разведки, Соломатин.
Оживлены усталые лица. Конечно, все истомлены — нужен успех! Еще несколько часов топтания, у солдат угаснет порыв, и тогда вновь — оборона. Именно этого и добивается Вейхс. Он введет в бой свежие части.
И все же как трудно принимать решение!
Ватутин выслушивает всех, продумывает и сопоставляет самые противоречивые мнения. Да, оборона противника прорвана еще не везде, но ждать, пока пехота прорвет ее, — это уже действительно смерти подобно.
Решено! Действовать немедленно! Наступать смело, даже, может быть, дерзко, но не терять при этом хладнокровия и осмотрительности.
От сильного нажима карандаш, которым писал Ватутин, сломался, оставив на карте красные лучики. Ватутин бросил карандаш
Иванцов, который в эту минуту только что кончил говорить по телефону со штабом Донского фронта, понял, что Ватутин принял важное решение.
— Посмотрите-ка сюда, Иванцов! — Ватутин коротким движением указал на карту. — Как ни верти, а ждать больше нельзя. Мы имеем значительный успех у Верхне-Фомихинского и вот здесь, левее, у поселка Большой. Надо немедленно ввести в этих направлениях танковые корпуса Родина и Буткова, а со стороны Клетской — Кравченко. Танки завершат прорыв обороны, и мы проникнем в глубокие тылы. И сейчас же послать туда конницу и мотоциклетный полк! Необходимо парализовать противника! Поддержать дух солдат!.. Нам очень важен первый успех! Он решит многое…
Иванцов на мгновение задумался:
— А не слишком ли дорого будет это нам стоить?
— В каком смысле?
— Танков много потеряем…
— Да, потери будут! Ну а если мы втянемся в длительные бои, нам это обойдется гораздо дороже. Срочно готовьте приказ. Я посоветуюсь с Василевским.
Решение Ватутина одобрено. Василевский сразу же уехал в танковую армию, чтобы быть ближе к событиям, которые с этого момента стали нарастать со все большей стремительностью.
В двенадцать часов дня танковый корпус Родина вошел в прорыв. Через час загремели танки корпуса Буткова. Со стороны Клетской двинулись танкисты Кравченко.
Поднимая снежную пыль, танки разошлись по своим направлениям, а к линии фронта уже выдвигался конный корпус. Шли строем по шесть лошадей в ряд. Земля тряслась под мерными ударами копыт. Кони рвались вперед.
Холодный ветер мел колючую поземку, туман медленно расползался, открывая белый простор степи…
Глава семнадцатая
Было около двух часов дня, когда дивизия Чураева наконец прорвалась через всю полосу укреплений, и сразу стало легче. Противник продолжал ожесточенно сопротивляться, контратаковать, но теперь он уже не имел недавних преимуществ. Его не защищали ни толстые стены дзотов, ни глубокие ходы траншей.
Поздно вечером, когда уже стало невозможно преследовать врага в прежнем темпе, решено было перегруппироваться и дать людям отдохнуть. И тут Чураев неожиданно вспомнил один свой недавний разговор с Коробовым, — разговор, который сильно задел его за живое.
Это случилось после очередного доклада о состоянии дивизии. Наученный горьким опытом, Чураев старался говорить как можно проще и точнее, избегая общих мест и гладких, обтекаемых формулировок, но зато подробно останавливаясь на самых даже как будто незначительных мелочах.
Командарм внимательно, но как-то хмуро выслушал его, а в заключение с неожиданной резкостью сказал, что все это очень хорошо, но он опять и опять напоминает полковнику, что следовало бы предоставить командирам полков побольше самостоятельности и поменьше опекать их. Дескать, по-настоящему руководить — вовсе не значит водить людей за ручку, утирать им носы и одергивать за каждый без спросу сделанный шаг.
После этого разговора Чураев два дня ходил мрачным. Он решил, что кто-то из командиров полков недоволен его руководством и довел об этом до сведения начальства.